– Надо тебя чаем напоить, накормить. Худущая какая.
Подхихикивает.
В волосах проблёскивает седина. Манера речи, внешний вид. Ему, по всей видимости, около 40 лет. Кольца нет, дёрганный – не женат, постоянной подруги нет. Сейчас посмотрим, как поведёт себя в ресторанчике.
Он останавливается рядом с Петровкой, напротив Восточного ресторанчика «Шербет». Выходим из машины. Солнце светит ярко, пригревает по-весеннему, снег тает. Головная боль перешла в нейтральную, отдалённую, перманентную фазу, в уже привычное для меня состояние.
Смотрю на его обувь, потёртую кожаную куртку-бомбер или пилотку. Ужасный цвет. Ужасный. Нечто среднее между грязным жёлтым, коричневым, кофейным. Ботинки. Ботинки отличные. Хватает меня за руку, тащит за собой.
– Не отставай, крошка.
По сравнению с ним точно Крошечка-Хаврошечка. Крепкий лось 188—190 см в росте и 80—86 кг в весе.
– Медленнее, пожалуйста, на каблуках, боюсь упасть. Отпусти руку. Слишком сильно сдавливаешь. Ты мне её так сломаешь.
– Глупость говоришь. Кости человека прочные.
Мне он уже не нравится. Почему он интригует всё-таки. Мы заходим в ресторанчик. Красивое место. Яркий, броский интерьер, ассоциируется с Узбекистаном, средним Востоком, деревянные столы, стулья, кое-где стоят лавки с подушками, на стенах висят ковры, по подоконникам стоят кальяны. Нас провожают на второй этаж. Снимает верхнюю одежду. Садится, совершенно игнорируя моё присутствие. Снимаю верхнюю одежду, вешаю на стойку. Хостес, мужчины-официанты недоумевая смотрят на нас, на него. В их глазах, лице безмолвный вопрос, огорчение, досада. Мы разместились за столиком слева от лестницы. Вежливая хостес вручает каждому меню. Смотрю на него. Он меня напрягает. Его поза зажата, скованна.
– Заказывай.
Смотрит пристально, напряжённо, изучающе. От такого взгляда пропадает аппетит и всякое желание что-либо попробовать. Боязно пошевелиться.
– Зелёный чай, пожалуйста, стакан воды с газом и лимоном и вот этот салат.
– И всё?
– Да.
– Попробуй местную выпечку. Очень вкусная.
– Спасибо, есть не хочется.
– Как знаешь. Мне, пожалуйста…
Он заказал густой жирный суп, закуску из баклажанов, три самсы с мясом. Лимонад.
Рассматриваю его светлый пуловер из кашемира с яркими бирюзовыми, оранжевыми, жёлтыми, зелёными, коричневыми полосами. Где-то уже видела похожий свитерок. Вспомнила. Вспомнила. Видела точно такой же свитер на фото «Продавца пылесосов на Черкизовском рынке». Становится дурно, голова кружится, комок подкатывает к горлу. Боже! Манеры один в один. Что ж мне одни убогие, обиженные то попадаются. Стой. Это твои догадки, субъективное мнение. Ты об этом человеке ничего не знаешь. Пусть сам расскажет о себе. Только потом делай выводы.
Мы едим, разговариваем. Напряжённость остаётся на том же мощном уровне. Пытаюсь расслабиться никак. Он слишком много говорит о том, какой замечательный, крутой, сколько у него женщин было и каких.
– Так, что ты у нас теперь Племянница.
Вот нравится человеку устраивать спектакли, выдумывать.
Улыбаюсь, пью свой чай. Мечтаю, что бы эта пытка скорее закончилась. Постоянно поправляет изящные очки.
Очки у тебя красивые.
– Есть такое правило у нас, у Евреев – как хочешь, но очки, часы, ручка должны быть золотыми. Без этого с тобой никаких дел иметь никто не будет.
Делает особый акцент на словах «никто не будет».
– Ты вечером, что делаешь?
– Сегодня?
– Да, Сарочка, да.
– В 7 у сестры соседки День рождения. Часа 2—3 посидим. Потом свободна. Только до возвращения домой хочу заехать в обычный магазин купить торт.
– А ну понятно. У простых людей, простые радости. Как обычно тооооорт, шаааампанское, дежурные тосты.
Сейчас он меня очень сильно обидел, задел.
– Заеду за тобой часов в 10—11 вечера. Где живёшь, помню.
– Не уверена, что буду в состоянии встретиться с тобой.
– А ты не пей. У меня выпьешь. Ты чего пить у меня будешь?
– Мартини Extra Dry.
– Да ну, даже так.
– Да, Bianco слишком сладкий для меня.
– Идём? Мне нужно заехать в одно место, тут рядом. Потом тебя отвезу в твою коммуну.
– Уже начало почти 5 часов вечера. Мы точно успеем?
– Успеем. Успеем. Скорости ты не боишься. Номера у меня такие, что останавливать не станут.
Киваю. Нам приносят счёт. Сижу смирно, считаю ворон. Он расплачивается.
– Идём.
Встаю, одеваюсь. Он идёт вперёд. Уже ненавижу этого человека. Ненавижу отчасти по причине, что он рушит мои планы. Отчасти из-за того, что против своей воли иду за ним, подчиняюсь. Есть в нём что-то абсолютно знакомое, почти кровное. Эта его походка, пренебрежение ко всему, что за пределами его собственного «Я».
Читать дальше