Олег Погасий - Чужой сон. Повести и рассказы

Впрочем, что это было в точности так, позже Кирилл совсем и не настаивал. Но ворон был. И была тишина.

Открытия для Кирилла продолжились, когда он вернулся в дом. Запалив новую свечу и только-только поставив её в стакан, как вскрикнул от мысли, заполнившей его всего, с ногтей до кончиков волос на голове: Ворон принес ему и новую фамилию: он отныне – Кирилл Воронов! А ни какой-то там Воронин. Это его истинное имя: Кирилл Воронов, и с этим именем он удивит мир. Это имя его Творческой Силы. Какие там могут быть ворОны, если рядом ворон!

И тут его, Кирилла Воронова, захватил Ритм. Ритм, неизвестно кем, когда, и неизвестно зачем, положенный в основу всего того, что стоит перед глазами каждый день, что чудится каждую ночь, и что и видится и чудится, когда нет уже ни дней, ни ночей. Кирилла как будто шибануло электрическим разрядом прилетевшим с небес. Да так сильно дернуло, что он сначала весь одеревенел, потом его скорежило, как будто получил под дых, а потом его пронзили тысячи иголок, – и он упал на пол и забился в конвульсиях. Он колотил руками и ногами по полу, стараясь попасть в ритм, идущий из глубин его внутреннего клокочущего космоса. «Ы-ы – ы» – завыл он, и его голова стала стукаться об пол, издавая нестерпимо пустой звук. А потом вдруг успокоился и запел: " Осен-нь священ-ная, а-а-а! А-а – а, О-о-сень священ-н-а-я!». Задрожали стекла, задвигался стол, замигала свеча, упал и разбился стакан с чайной ложечкой.

Правда позже, Кирилл и не утверждал, что всё было именно так, но по полу топал, руками махал. Стакан разбил.

Востроухая трава

С хорохористой листвой

Собирают жуть ночную

И в себе её ночуют

Как Кирилл начал записывать эти строчки, он не помнил.

Как поднялся с пола, сел за стол, раскрыл толстую тетрадь в синем твердом переплете – всего этого он не помнил. Ясное осознание происходящего пришло, когда он дописывал последнее слово «ночуют». Но эти строчки были всего лишь началом, вратами в океан безбрежной поэзии. Дальше его прорвало. Он записывал отдельные рифмы и сравнения. Невероятные метафоры. Слова сталкивались, и от их столкновения сыпались искры. И ритмы, ритмы. Необычная стихотворная метрика. Он писал кусками. Отрывисто, задирая строчки кверху, заламывая их, – как в недавнем экстазе выгибалось его тело. Он писал с сильным нажимом, местами разрывая ручкой бумагу. Это было так называемое автоматическое письмо, «прорыв в глубины подсознательного» – так сказал бы какой-нибудь продвинутый литератор или психотерапевт. Но Кирилл бы напротив заметил: «Еще как сознательного».

Когда Кирилл Воронов положил ручку на стол, в комнате было уже совсем светло. Он закрыл тетрадь и посмотрел в окно. «Не понял?!» – от удивления у него округлились глаза, и он, схватив стул за сиденье, в два рывка отодвинулся от стола. К стеклу прижалась чья-то физиономия, расплющив губы и кончик носа. «Это что еще за новости?» – отложил он тетрадь на самый край стола. Кто-то настойчиво стучал в окно.

«Кого это сюда принесло?» – нахмурился Кирилл, поднялся и, нащупав в кармане фонарик, пошел к двери. На улице вовсю светило солнце. Время, должно быть, подбиралось к полудню.

У окна стоял рослый мужик в черном комбинезоне. Он улыбнулся Кириллу: «Ты чего там, оглох что ли? Стучу тебе, стучу. Ну, ты даешь». Это был Вовка.

«ЗдорОво» – не пряча улыбки, протянул руку Вовка. Пожатие Вовки оказалось стальным. Ладонь будто попала в тиски. «Чего так давить – пробубнил Кирилл под нос, выдергивая руку. И чуть слышно ответил – добрый день». «А откуда вы узнали, что я тут? Как отыскали?» – чтобы что-то сказать, погромче спросил Кирилл. А что было еще спрашивать?

А сам подумал: «Выследили». «Догадались, это он догадался» – растопырив пальцы, Вовка, не оборачиваясь, ткнул большим пальцем назад. И Кирилл только сейчас заметил за домом на пригорке зеленый фургон. За рулем сидел Брюс Уиллис. «Говорит: такие, похожие на тебя, он знает, он книжки читает, вроде с тобой беседу ведут, то сё, тары-бары, в глаза глядят, а сами думают про другое. С рюкзачками по лесам бродят. – Вовка лукаво подмигнул Кириллу и продолжил – Расслабляются, мать их…, себя, говорит, ищут. И ежу понятно, что не грибы».

«Не хочешь с нами в баню, тут недалеко? Мы после смены. Грязные, как черти» – вдруг, перескочил с темы, огорошив предложением Кирилла.

«В баню?» – насупился Кирилл, – в баню никак не входило в его планы. «Не знаю» – пожал он плечами.

«Давай, давай, чё боишься. С утра растопили, дымит». «Да я не боюсь, чего бояться» – заколебался Кирилл, развел руками и для себя уже принялся выстраивать доводы, чтобы согласиться. «Почему бы и нет, я всё сделал – он только начинал осознавать произошедшее ночью и затем утром. – Оставались мелочи: расставить по местам, разложить по полочкам, и начинать подыскивать издательства. Не о чем больше переживать. Нечего больше таить. Всё главное свершилось. А если так – можно подумать и о грешной плоти, снять напряжение, попариться. Очень кстати». И он одобрительно кивнул Вовке: " Хорошо, если можно, то – ладно; я только вещи соберу. Минутку. Я быстро». Конечно, никакие вещи он не думал собирать. Не было никаких таких вещей. Была тетрадь в синем переплете. Как без тетради? Куда без нее? Оставлять её страшно.