Сергей Банцер - Неположенное счастье

Как небрежно сдаёт карты судьба! Швыряет, не глядя, кому одни тузы с козырными дамами, кому шестёрки с семёрками, кому вообще не пойми что. Только вон ещё лежит прикуп. Хочешь – рискни! Приподними карту, глянь, а вдруг там джокер?

И, может, тогда в этом мире станет чуточку больше справедливости… Мистер Майкл Куртис станет немножко ниже, а пилот Волковой станет чуть-чуть выше. И джокер в этом ему поможет. Разве это будет не справедливо? Ведь при рождении счастье положено всем одинаково.

Только вот почему на карте джокера изображён смеющийся шут?…

За массивной дубовой дверью со множеством хитроумных замков находится зона гризи-тэйблз – сердце алмазного прииска. По наклонным столам, покрытым толстым слоем жира, струятся потоки специально очищенной воды. Каждый стол зоны отделён от остальных массивной стальной решёткой. Сквозь стеклянные окошечки в стенах за происходящим в помещении следят невидимые охранники. Территория прииска вместе с жилыми бараками обнесена тремя рядами колючей проволоки, над которыми возвышаются несколько караульных вышек. Караульные без предупреждения открывают стрельбу по всему живому, что пересекает границу зоны, даже по птицам. Чернокожие рабочие согласно заключённому контракту, живут внутри зоны по полгода. Потом они покидают прииск через специальную буферную зону, где за ними ежесекундно наблюдают в течение двух суток, анализируя содержимое желудка и кишечника.

Время от времени в помещение входит высокий седой старик. Он молча отпирает замки на стальных решётках и деревянным пинцетом собирает сверкающие искорки приставших к слою жира алмазных кристалликов. Всё происходящее дополнительно фиксируется несколькими скрытыми видеокамерами.

Высокий старик вдруг что-то гортанно выкрикнул и нажал на красную кнопку, расположенную сбоку гризи-тэйбла.

На толстом слое жира в прозрачной струе воды лежал голубоватый алмаз размером с крупную вишню.

Марина отложила потрёпанную книжку, на бумажном переплёте которой было написано «Зло приходит в сумерках» и подняла глаза. Перед ней стоял пьяный. Это была уже третья мужская особь, которая подходила к ней за то время, пока она сидела на лавочке в старом парке. Марина досадливо поморщилась и снова уткнулась в книжку.

« – Вивьен, у меня срочное дело в Калифорнии, – сказал Стив, – я забронировал номер в отеле на ваше имя. Связь будем поддерживать через Хуберта».

Пьяный кашлянул и подал голос:

– Хэлло, мэм, быть может мы на рандевуль?

Марина вновь оторвалась от книжки. У неё были огромные карие глаза с пушистыми ресницами, волнистые распущенные волосы ну и взгляд – мисс Сорбонна, факультет изящных искусств.

– Гонорея свирепствует, ты что, не слыхал? – ответила девушка.

Пьяный открыл рот, понимающе покачал головой и нетвёрдой походкой двинул дальше.

Перед пьяным к ней подошёл какой-то долговязый мужчина и обратился с просьбой почитать ей свои стихи. В глазах поэта был столь пронзительный коктейль из грусти и внутреннего достоинства, что девушка махнула рукой:

– Давай, читай. Только недолго, хорошо?

Поэт, выставив вперёд ладони, понимающе скривил тонкие губы и, слегка подвывая, начал читать:

На улице с Мариной хотели познакомиться режиссёры, доценты, укротители, странствующие поэты, сверхзвуковые лётчики и даже один пьяный кругосветный путешественник. По крайней мере, они так ей представлялись. И так было всегда. Даже, когда её недавно закрыли в обезьянник с какими-то шалавами в Шевченковском РОВД. Дежурный мент, как её увидел, то сразу заулыбался и начал выделять мужские гормоны.

Марина уже и привыкла. Гормоны, наверное, одинаковые, что у дежурного мента, что у доцента, что у настоящего кобеля. Только у доцента выделения угнетены интеллектом, а у дежурного мента наоборот. Потому что дежурный мент имеет много больше возможностей по сравнению с доцентом. Особенно, когда ей тогда в обезьяннике захотелось в туалет по-маленькому.

Странствующий поэт тем временем прочитал последнюю строфу: