Геннадий Мурзин - Разноцветье детства. Рассказы, сказки, очерки, новеллы

Никите было два года, когда Александр заметил неладное: его обожаемая Настёна все чаще и чаще стала заявляться с работы домой навеселе, все меньше уделяла внимания сыну, соответственно, холодела и к нему. Александр, нет, тоже не был таким уж ангелом и по пятницам с приятелями заглядывал в бар, на пару часов, чтобы распить чуть-чуть водочки и пивка. Сидит, бывало, а на часы поглядывает: домой, мол, пора. Александр знал меру, а Настёна, увы, вскоре перестала ее чувствовать и чем дальше, тем чаще стала ударяться в загулы. Александр понимал, насколько бывает доступной всякому пьяная женщина, поэтому заревновал. И вот скандалы на этой почве. Александр, мучаясь, терпел, надеялся, что Настёна одумается. Но маята не может быть бесконечной: Александр ушел из семьи. Ушел в том, в чем был, оставив все нажитое жене и сыну. Предупреждал и не раз, что это может однажды случиться. Настёна же, похохатывая, говорила:

– Никитку не отдам, а без него никуда не денешься.

Настёна спекулировала. Настёна не только не отдала сына, но и запретила встречаться. Однажды, когда Настёна долго не забирала Никитку из детсадика, Александр, карауливший неподалеку, решил сам забрать ребенка и увести его домой. Увлекшись общением, не заметил, как появилась Настёна. Увидев у себя непрошенного гостя, озверело схватила со стола нож и истерично заорала:

– Убью! На глаза не кажись, если хочешь жить!

Настёна все больше опускалась. Ее прежнюю красу как корова языком слизнула. Опухшее от вечной пьяни лицо могло теперь вызвать лишь отвращение. И на работе перестала задерживаться: выгоняли. Ну, кому нужны опойки, пусть и с высшим историческим образованием?

Через год после ухода Александра, испытывая вечную нужду в деньгах, поменяла однокомнатную квартиру, подарок свекра и свекрови, на комнату в коммуналке. С доплатой. Куда деньги пошли? Ясно: на пропой.

Одно хорошо: теперь было кому кое-как приглядеть за ребенком. Клавдия Ивановна, соседка, строга с Настёной. И когда Настёна попробовала было привести домой очередного подзаборного хахаля, вышарила за порог обоих. А в след крикнула:

– Не хватало, чтобы еще ребенок видел твой разврат!

Лаяться с соседкой Настёна не отваживалась: видимо, опасалась ее крутизны.

В семь Никита пошел в школу. На обеды у него денег никогда не было. Александра Александровна, учительница начальных классов, видя вечно голодный взгляд мальчишки, старалась подкармливать. Одноклассники, оказавшиеся на редкость чуткими, приносили из дома гостинцы – то пирожок с мясом, то сметанный коржик, то ватрушку с творогом. С парнишками Никита не водился: сторонился. И даже во дворе его редко видели. Разве что с Лёхой из соседнего подъезда повстречается и поболтает несколько минут. Как-то Лёха зазвал Никиту в гости. Сходил – и больше ни ногой. И вовсе не потому, что с ним там плохо обошлись. Наоборот, слишком уж хорошо. Родители Лёхи – люди приветливые, угостили, просили бывать чаще, Никита, мол, их Лёхе друг – в самый раз. Никита застыдился, ему не хотелось показаться назойливым. Стыдился приглашать Лёху и к себе: а что, если мать пьяная завалится?

Как ни удивительно, Никита учился хорошо, можно сказать, на одни пятерки. Изредка нападало необъяснимое упрямство и наотрез оказывался отвечать на уроке. Схлопотав двойку, Никита уже на другой день, сам напросившись, получал пятерку. И тут в отца пошел.

Никита спустил худенькие ноги с кушетки на холодный пол, перекрестился, взял в руку нательный крестик (не тот, что достался от предков при крещении, а другой из алюминия, его он нашел на улице; данный же при крещении странным образом однажды исчез с его шеи; Клавдия Ивановна сказала, что находка принесет ему удачу, так как была послана Богом). Никита пошел и умылся. Зашел на кухню. Глянул в один их шкафчик, в другой, не прошел мимо и кастрюль, но везде – пусто. Как всегда. Вынул из стола краюху позавчерашнего хлеба, налил кипятка, подсаливая хлеб, стал завтракать.

На кухне появилась соседка. Никита спросил:

– Клавдия Ивановна, а где мама? Не знаете?

Соседка хмыкнула.

– Известное дело… Еще утром куда-то ушла.

Никита, прожевывая хлеб, сказал (видимо, от взрослых слышал):

– Опять нажрется.

Соседка посмотрела на парнишку, но ничего не сказала. Соседка шумно запередвигала свои кастрюли.

– Никитушка, – обратилась она, не оборачиваясь, у меня щи сегодня получились уж больно хороши… С бараниной… Да и пирог с гусем, вроде бы, получился… Отведай… Оцени, а? – Это ее подход такой к мальчишке. Иначе – откажется. Потому что гордый сильно. – Ну, Никитушка, положить?