Канта Ибрагимов - Прошедшие войны. I том

– Вдова Сугаипа. Она ведь в последнее время одна жила. Ее дети давно уехали, оставили старуху одну.

Через несколько минут они были около развалин дома Сугаипа. Видимо, женщина пыталась выскочить наружу, но смерть ее настигла на пороге. Гойсум боязливо отворачивался, страшась притронуться к трупу.

– Хватит кривляться, – прикрикнул старик, – надо перенести ее в соседний дом, чтобы обмыть и сохранить от зверья.

– А кто будет мыть ее? – удивился Гойсум.

– Я и ты, – спокойно ответил Цанка и чуть погодя добавил: – Хотя убитые в войну не омываются, их смерть и так священна, мы с тобой только приведем ее в порядок, по возможности.

Гойсум понял, что ему не отвертеться, он с отвращением зажмурил глаза, как пушинку поднял труп иссохшей старой женщины и торопливо понес в соседний дом. Цанка семенил следом и создавал видимость помощи.

– Так, Гойсум, – говорил бодро Арачаев, – тебя сам Бог мне в помощники оставил.

После этих слов, от природы ленивый Дациев, недовольно сморщился, даже отвернулся.

– Ты, Гойсум, – настоящий джигит, – продолжал в том же тоне старик, – твои труды не пропадут даром. Вот женю я тебя на красавице Мусилпат и появится у вас куча детей, вот тогда вспомнишь меня.

Лицо Дациева расплылось в наивной улыбке. Он вновь всем своим видом изъявлял готовность выполнять любые команды старика.

– Теперь, Гойсум, – продолжал повелевать Арачаев, – пойди на родник и принеси флягу воды, а я из дому принесу марлю, белую бязь и одеколон для омовения. Для себя хранил, теперь придется поделиться.

Минут через двадцать, когда Арачаев, стоя на коленях, лазил в потаенных секретах своего большого старого деревянного сундука, в дом вбежал Гойсум. Он был без шапки, стеганка нараспашку. По его лысине и искаженному лицу лился густой пот, глаза в ужасе широко раскрылись.

– Цанка, Цанка! – крикнул он. – Беда! Это конец! Вчерашняя страшная бомба попала прямо в исток родника. Там огромная яма. Все исковеркано, а воды нет и будто никогда не бывало. Все пересохло. Попали прямо в сердце. Били наверняка, гады.

– Что ты несешь? – повернув голову, возмутился старик, – ты о чем говоришь? Разве может наш родник пересохнуть? Замолчи! – крикнул он визгливым голосом, – это неправда! – вскочил он на ноги.

– Правда, правда, Цанка! Побежали! Пошли, посмотрим! Может, я с ума сошел или ослеп? – кричал в ответ Гойсум.

– Ты давно с ума сошел, ты дурак, и шутки у тебя дурацкие, – злобно рявкнул старик. Его голос на последнем слове оборвался, он стал надрывно кашлять. Больше не говоря ни слова, он бросился к выходу, оттолкнув с пути Дациева.

Оба побежали к роднику. Через несколько шагов Гойсум обогнал старика. Цанка вначале бежал, потом торопливо пошел, все больше и больше задыхаясь. Наконец он остановился, снял и протер толстые очки, долго смотрел вверх, все больше и больше сгибаясь. Огромного каменного валуна, из-под которого веками клокочущим фонтаном выбрасывалась целебная, вкусная вода, не было. На этом месте зияла огромная, почерневшая от гари воронка.

Цанка медленно, тяжело дыша, дошел до родника, спустился по скользкой тропинке в пересохшее русло, упал на колени, сгорбился в горе. Только одна скупая слеза появилась в уголке его глаза. Он весь задрожал, истошно зарыдал.

– Гады! – судорожно вдыхая воздух, тихо всхлипывал он. – Всю жизнь надо мной измывались, а теперь, под самый конец, прямо в душу попали, хребет переломили… О Всевышний! Больше ни о чем не прошу, ничего не надо, только верни родник, верни жизнь в наши горы, дай мне еще один раз вдоволь испить родной водицы, дай еще раз услышать и увидеть, как течет живительная влага. Не дай пересохнуть нашим горам, исчезнуть нашему народу. Сколько счастья и горя я испытал на этом месте, возле этого родника… Помоги мне, Боже! Спаси наш родник! Любую жертву принесу. Только верни жизнь в наши края. Я очень Тебя прошу!

Рыдания старика стали все глуше и глуше и, наконец, совсем умолкли. Он бессильно сомкнул глаза, и в его памяти отчетливо, быстро пронеслись сцены прошедшей молодости… А было что вспомнить… И странным образом вся молодость была связана именно с этим местом, с этим родником… Какие прошли времена!

Всю свою жизнь Арачаев Цанка говорил, что в истории Чечни последних двух веков только семь лет с 1918 по 1924 годы были мирными и люди вели безмятежно-счастливое существование. Было время полной идиллии! Может быть, это объяснялось тем, что в то время Цанка был юн и молод, а детство всегда беззаботно и ветрено. Однако он связывал это только с полной утратой раздираемой внутренними противоречиями Россией своего контроля и надзора над горцами.