Денис Драгунский - Автопортрет неизвестного

– Ма-а-ама! – сказал Алексей.

Римма Александровна отмахнулась от него и продолжала:

– Я, Олечка, немногих позвала. Знаете, уже тех позвала, в ком уверена была, что придут. И что же? – засмеялась она. – Опять просчиталась! Просчиталась в козырях!

– Мама, давай лучше поедим, – сказал Алексей.

– Люди злы, моя девочка, – продолжала она, обращаясь к Оле. – Они не помнят добра, они на добро отвечают злом, они звери…

– Не обижайте зверей, Римма Александровна, – кротко улыбнувшись, ответила Оля. – Звери не умеют злиться.

– Да нет, я не в том смысле, Олечка. Хотя почему же? Именно в том. Чтобы разозлиться, надо быть личностью. А эти просто кусают, просто грызут тех, кто рядом. Они не злятся, они просто едят то, что съедобно. Единственное, что их отличает от настоящих зверей, – у них нет внутривидового самосохранения. Они грызут себе подобных. И в этом смысле вы правы. В этом смысле настоящие звери, которые мохнатые и с когтями, они, конечно, лучше. А между прочим, одного из них Сергей Васильевич перевел в Москву из Харькова. Другому дал целый институт – твори, работай. Третьему… да что тут считать! За одного бракодела перед Иосифом Виссарионовичем заступился, вы понимаете, Олечка? Добился личного приема у Сталина, добился разговора с глазу на глаз со Сталиным, чтобы друга спасти, вы понимаете?

– Да, Римма Александровна, – вздохнула Оля

– Все всё понимают, – сказал Алексей. – Давайте лучше…

– А он утречком заскочил на минутку, отметился, оказал уважение! Даже машину не отпустил! А потом не пришел!

– Что? – спросил Алексей и чуть не вскочил со стула. – Ярослав Диомидович был утром? В котором часу? Почему ты мне не сказала?

– Потому что он обещал прийти вместе со всеми гостями.

– А… а о чем вы разговаривали?

– О тебе! – засмеялась Римма Александровна. – Олечка, и вот такое отношение. Заскочил на пять минут и был таков. Не помнит, что, кабы не Сережа, его бы не было. Понимаете, Оля, – не было.

– Что? – спросил Алексей.

– То! Не было бы! – оскалилась Римма Александровна.

– Нет! – сказал Алексей. – Обо мне говорили? Что же он обо мне говорил?

– Какая тебе разница? – спросила Римма Александровна. – В сотый раз рассказал мне, какой ты умный и что твоя голова – государственная ценность. Что тебя беречь надо. Дурак старый.

– Что?

– То! – Она оскалилась еще сильнее и снова повернулась к Оле. – Его бы не было. Он превратился бы, пардон за изящную словесность, в горстку лагерной пыли. Вам, Олечка, этого просто не понять, ну и слава богу. Ходит, понимаете ли, весь в погонах, в орденах. А у Сергея Васильевича орденов не меньше. Хотите, покажу?

– Ма-ма! – Алексей чуть не застонал.

– Да, Римма Александровна, – сказала Оля. – Покажите, пожалуйста.

Римма Александровна пошла в кабинет.

– Ну-с, мадемуазель, что будем пить? – обратился Алексей к Оле.

– На твое усмотрение.

– Смотря как будем пить, – сказал Алексей. – Если понемножку и смакуя, то «Манавис Мцване». Или «Зедаше». А если по-византийски, по-грузински, то рекомендую «Напареули». Ну, что?

– «Шато-Икем», – сказала Оля.

– Ого! Эрудитушко! Откуда знаешь?

– Читала.

– Люблю молодежь, она всегда умеет этак огорошить… Мама! У нас есть «Шато-Икем»? Нет у нас «Шато-Икему». Так что выпей «Мцване», – и налил ей.

– Ты что там кричал? – Римма Александровна вошла, держа в руках генеральский китель. – Вот, Олечка, глядите. И при этом он всегда ходил в штатском.

Она передала китель Оле, та осторожно положила его себе на руку, погладила лацканы, потрогала колодки.

– Это какого ордена ленточка?

– Ленина. А это Трудового Красного Знамени.

– Ну все, все, поглядела, – сказал Алексей, пытаясь забрать у Оли китель

– Погоди. А это?

– Это? Это не наш, – ответила Римма Александровна. – Это польский. «Крест Грюнвальда». Сергей Васильевич воевал в Польше. Наградили, естественно, потом, когда он уже стал министром.

Алексей отобрал у Оли китель, повесил его на спинку свободного стула.

– Может быть, сюда? – сказала Любовь Семеновна, показывая на стул во главе стола, перед пустой тарелкой с рюмкой водки, хлебом и свечой.

– Не надо! Слишком символично, – сказал Алексей, подняв бокал.

– Будешь тост произносить? – спросила Римма Александровна.

– Нет, нет, тосты произносит самый младший. Он же открывает дверь, режет хлеб и бегает за водкой, когда она кончается.

– Хватит!!! – закричала Римма Александровна. – Замолчишь ты или нет? Чучело!