Дмитрий Стешин: Коротко и жутко. Военкор Стешин

– Дед, где ты себе сапоги такие справил?

– На поле валялись.

– Проросли, что ли? Дед, ты чего, озимыми сапоги посеял? Да тебе госпремию выписать надо! Слушай, дед, выручай, мне еще сапоги нужны. Если яловые найдутся, так они на часы с ходу меняются. Или муки десять кило. Людям ходить не в чем. Ты подумай, а? Чем кормиться собираешься? А строиться будешь?

Марфа была права, и они сговорились. Потом дед закупил припасов и попытался навести справки о Елочкиной маме. Но отделение «Трудового фронта на восточных территориях» немцы, уходя, благоразумно спалили, а рассказать толком, что с ней случилось и откуда она взялась, Елочка так и не смогла. Молчала как рыбка и росла красавицей.

Дед с Елочкой стали ходить в лес как в поле, с утра до ночи. Когда дед нашел мотоцикл, стали ездить. Красавец БМВ сидел брюхом в грязи, и немцы, по-видимому, просто не успели его вытолкать на сухое место. Дед, который на трофейном ДКВ объехал всю Галичину вдоль и поперек, осмотрел машину и понял, что ничем она не отличается от той немецкой трещотки 1915 года выпуска. Проверил свечки, накачал бензина в карбюраторы и, вывернув рычаг угла зажигания, ткнул ногой в стартер. Мотоцикл взревел – дед скинул обороты до малого. С битого «ганомага» принес масляный домкрат, поднял машину из грязи и по загаченной жердями дороге вывел мотоцикл по танковым следам из проклятого леса в поле. За несколько недель дед загрузил немецкими галетами весь банный чердак. Туда же отправил десятилитровую канистру спирта. Сложил во дворе целую поленницу из лопат, ведер, тазов, умывальных кувшинов и чайников. В огороде, во вздутой после взрыва бензиновой бочке, оттаивали отрубленные ноги в сапогах или ботинках, и Елочка бегала с чайником, подливая в ледяную воду кипяток. В погребе валом лежали консервы с сардинами и паштетом, шоколад в круглых пачках по пятьдесят штук. В соседском сарае на веревках и плащ-палатках проветривались десятки отстиранных френчей, портков, свитеров.

Чего только не насмотрелся ребенок во время этих походов! С дедом они ворошили лопатами слипшиеся трупы в блиндажах, ковырялись в огромном брошенном полевом госпитале, вытаскивая из-под трупов простыни и наволочки. Разбирали горелые обозные фуры с офицерскими чемоданами и солдатскими ранцами. Но в мае страшно запахло мертвечиной, и больше до поздней осени они в лес не ходили.

Когда березовый лист стал распадаться в пальцах, дед завез на расчищенное пожарище полуторку леса, а потом в Залучье появилась первая живая душа. Гармонист Леха пришел на родное пепелище с тощим вещмешком и аккордеоном с хроматическим строем, на котором он совсем не умел играть. Выпили они с дедом как следует, сидя среди бурьяна, прямо на ярко-красной ржавой кровати. Леха все пытался затопить печь – единственный годный предмет в своем хозяйстве, а потом лег на угли лицом вниз и зарыдал от бессилия и тоски. Утром помятый гармонист пил чай и думал.

– Чего будешь делать, Леха?

– В Русу поеду, работу искать. Найду – семью выпишу. Тут нет расчета оставаться. Ни построиться, ни хозяйство завести…

Леха махнул рукой и закурил. Дед сходил в предбанник и долго гремел там банками. Вернувшись в парную, он высыпал на стол десяток часов и все это добро придавил колбаской, скрученной из разнокалиберных серебряных и золотых цепочек.

– На, стройся Леха, не побрезгуй. Это твое по праву. Я с фрицев контрибуцию получил.

После Лехи дед Саня отстроил в деревне еще десять домов, а последнюю, самую дорогую трофейную вещь – часы с золотыми крышками и бриллиантовой осыпью, отдал колхозу, чтобы опять была в Залучье ферма.

В середине 50-х Елочка заневестилась, и дед пошел опять в лес – искать приданое. Дед собирал и волок в Русу стреляные гильзы и наводящие пояски от снарядов. Один снаряд, 120-миллиметровый «отказник», прошедший канал ствола, сработал у деда Сани прямо на коленях. Хоронить, по совести, было нечего, но хоронили деда всей округой. А за иконами в завещании нашли план двух десятков советских братских могил – дед подбирал наших, не оставлял зверью на поругание. План, согласно воле покойного, отправили в Русский военкомат, но оттуда за нашими солдатами так никто и не приехал. В конце 80-х годов валяющуюся в архиве карту деда Сани отдали заезжим поисковикам. А когда те появились в огромном селе Залучье целым следопытским отрядом, выяснилось, что заросли уже давным-давно и бесследно исчезли все дедовские тропы, дороги и засечки.