Ирада Вовненко: Дресс-код вдохновения

Юлия сделалась фанатом простыней, дорогих простыней, за каждым таким приобретением ей чудилось новое звено, связывающее ее с любимым мужчиной. Максим улыбался, гладил ее по голове и называл принцессой. Она готовила ему баранину с фасолью и целые блюда пирожных эклер с заварным кремом. Засыпая, видела на туалетном столике связку ключей от квартиры на улице Рубинштейна, и в тихом полусне эти ключи представлялись ей боевым трофеем, честно завоеванным в любовном жарком сражении. Максим говорил, что никогда не был так привязан к женщине, никого так не желал, никого не хотел видеть так часто, всегда, всегда… Говорил, что постарается найти слова, чтобы, не обижая жены, раскрыть ей правду. Говорил, что оставит жене дом, деньги, автомобили; говорил, что самое для него главное – быть с Юлией, разделить с ней жизнь – все годы, что впереди.

«Что ты сделала с лицом?» – спросила Юлию подруга Таня, встретив на перекрестке. «А что такое?» – испугалась Юлия, прижимая пальцы к холодным щекам. «Ты выглядишь на двадцать пять!» – с завистью прокомментировала подруга. Так оно и было – глаза Юлии сияли, губы сами собой складывались в улыбку, кожа смотрелась роскошно, волосы послушно принимали именно ту форму прически, какая для них и планировалась. На работе она успевала сделать много, дважды удостаивалась премии по итогам месяца, а ее материал о совещании в мэрии признали лучшим за неделю, о чем Юлии сообщили по очереди главный редактор и руководитель проекта. Руководитель в восторге предложил ей существенное повышение по службе – заведовать отделом новостей, звучало очень мило: «Я знаю, Юлия, как вас уважает коллектив, как на вас пытаются равняться, брать пример, так давайте же этот хороший пример и подадим!» Наверное, надо было принять предложение сразу, но Юлия вежливо попросила время на раздумья – опасалась, как бы дополнительная нагрузка не отразилась на отношениях с Максимом, кои были для нее важнее. Руководитель проекта отнесся с пониманием, спросил, не напишет ли Юлия цикл статей о материнстве-детстве с социальным, разумеется, уклоном. Таким образом, последние две недели она моталась из родильных отделений городских больниц в детские сады, много разговаривала с женщинами, наблюдала, как мгновенно меняется лицо матери при взгляде на свое драгоценное дитя – ведь освещенное любовью, всякое лицо выглядит прекрасным.

Однажды, открывая «трофейным» ключом дверь их тайного убежища, Юлия услышала откуда-то сверху тихий, жалобный писк. Подняла глаза – площадкой выше сидел крохотный котенок, абсолютно черный.

– Привет, дорогой товарищ, – сказала Юлия, – а что это ты тут плачешь? Ты заблудился? Голодный?

Ответом было настолько душераздирающее мяуканье, что ей ничего не оставалось кроме как взять котенка на руки. Он мгновенно замурлыкал, прикрыв маленькие прозрачные глаза.

– И что мне с тобой делать? – спрашивала Юлия, переступая порог. – Ты одинокий котенок, да? Бедный, маленький…

Котенку было тотчас выделено белое блюдце и мелко порубленное куриное филе, которое исчезало в его розовой пасти с удивительной быстротой. Потом он поднял черную мордочку и показал Юлии язык.

– М-да, – сказала она с укором, – вот она, благодарность!

И села отыскивать в Интернете доставку на дом антиблошиных шампуней и прочих принадлежностей. Она сочла появление котенка глубоко символичным. Ведь у них с Максимом уже был общий Дом. Теперь у них появился общий Питомец. С нетерпением она ждала звонка в дверь – придет Максим, она расскажет ему, и он тоже сразу поймет, что это неспроста, что они связаны всеми возможными узами, человеческими и божьими, и что нет никакого смысла более длить эту секретность, а нужно выйти и объявить Городу и Миру: мы вместе! мы любим! Ведь что может быть естественнее любви!

Но этим вечером Максим не пришел. И не позвонил. Его номер был заблокирован. К утру Юлия, осунувшаяся от переживаний, уже имела информацию из всех приемных покоев городских больниц, из бюро несчастных случаев и отделений МЧС. Нигде не было зафиксировано происшествий с мужчиной, одежда такая-то, возраст такой-то, особая примета – шрам за левым ухом в форме полумесяца. Она изо всех сил пыталась держать себя в руках. Начинала набирать Максимов домашний номер… и обрывала себя – это была запретная зона. Откуда-то она знала, что хорошие дни закончились, и вот скоро начнутся, уже начались другие дни – полные боли и слез.

У ног пищал котенок. Пошатываясь от неминуемости горя, Юлия вышла на кухню и покормила животное, сама устроившись на полу, близ миски, уткнув голову в колени. Мозг ее усердно пытался выработать хоть какое-то решение, но за окном серел тускловатый рассвет ноября, и надо было идти на работу, дописывать статью, которая обязана лечь на стол редактора не позднее одиннадцати часов утра.