Дан Борисов: Троглобионт

Прямо на большой каменной лестнице, подложив под себя какой-то потрепанный бестселлер, сидела молодая и очень симпатичная девушка. Она грызла карандаш и, время от времени, делала им какие-то пометки в блокноте, лежавшем у неё на коленях. Тем же карандашом она иногда поправляла очки. Многие стесняются очков и совершенно напрасно: хорошие очки последнему дураку придадут умный вид, а хорошенькой девушке они добавляют немного наивности, милой беспомощности, одним словом, детскости, причем, иногда в такой степени, что с очками не сможет конкурировать ни одна, сколько бы то ни было короткая, юбка, укороченная, в общем, для тех же целей.

Периодически девушка отрывалась от своих занятий и внимательно вглядывалась в прохожих. Наконец, она дождалась, увидела того, кого хотела: он вышел из дорогого лимузина и уже поднимался вверх. Это был более чем средних лет мужчина в дорогом сером костюме при ярком галстуке и с кейсом в руках. Легкий ветерок шевелил его начесанные волосы, долженствующие закрывать значительную залысину спереди. Не смотря ни на что, он был доволен жизнью: об этом говорила, или должна была говорить, его ослепительная улыбка.

Легким, кошачьим движением девушка снялась со своего поста и устремилась навстречу шикарному джентльмену. Ветер начал бегло читать забытый на ступенях бестселлер.

Улыбка мгновенно стерлась с лица джентльмена.

Бог мой… это опять вы?…

Да, доктор Хотланд, это опять я!

Прекратите меня преследовать!

Да, но вы единственный человек в этом городе, который может мне помочь!

Почему? Вам прекрасно помогут в сумасшедшем доме…

Пусть! Пусть я сумасшедшая, – произнося слово «крези» она так хищно оскалила зубы, что Хотланд подумал, уж не прав ли он на самом деле, – Пусть я сумасшедшая – избавьтесь же от меня – решите мой вопрос!

Она немного помолчала, собираясь с мыслями или с силами, и продолжила так:

Пусть я крези, а вы? Вы! Поц лысый… старый фак…

Выражения сыпались из неё как камешки по мраморным ступенькам. Все эти ругательства подробно иллюстрировались жестами… Эти слова так не соответствовали облику скромной девушки, что Хотланд на несколько секунд потерял дар речи, но потом ему стало смешно.

Ну, хорошо, хорошо… приходите ко мне завтра в десять утра…

Спасибо… вы такой милый, – девушка легко подскочила к мистеру Хотланду, поцеловала его в щеку и тут же поскакала вниз по лестнице.

Точно… сумасшедшая…

Доктор Роберт Хотланд проследовал мимо полицейского в стеклянные двери. Все так же ослепительно улыбаясь, он поприветствовал своих сотрудников, поинтересовался новостями, пошутил немного и прошел к себе в кабинет. Закрыв за собой дверь, он сразу снял улыбку, уселся за свой рабочий стол и задумался. Сказать, что он был смущен, будет неправильно. Что эта девочка его в чем-то убедила? Тоже нет. Что же тогда? Скорей всего то, что в этой девочке он увидел себя самого, каким он был когда-то, очень давно, когда он не был еще светилом науки, и перспективы познания мира не затмевались еще узко практическими интересами. Его лицо помягчало и на нем появилась настоящая, а не та, которую он носил на людях, улыбка. Может быть, она была немного наивной и даже глуповатой, но она была настоящей, а ведь все знают, чем отличается, например, изумруд от искусственного зеленого камешка.

Неожиданно он крепко стукнул кулаком по столу.

– Я сделаю это… пусть едет!

В дверь всунулось испуганное лицо секретарши. Хотланд уже держал в руке трубку телефона и вместо того, чтобы сказать, он написал на маленькой зеленой бумажке: «Через пять минут пригласите Ричарда». Жестом он одновременно успокоил и выпроводил секретаршу.

– Хэлло… Алекс?

– Да… здесь Алекс.

На том конце провода находился небольшой, но крепенький человек с взлохмаченной со сна шевелюрой, в трусах и белой майке сеточкой. Он только что выбросил пустую банку из-под пива, заменявшего ему утренний кофе, и налил молока в «сириел». Правда, этот сириел правильней называть кукурузными хлопьями, а Алекса – Сашей Борштейном, но так уж складывается жизнь. Саша родился в Жмеринке. Учился в Москве, начиная с девятого класса, потом институт и распределение в родную Жмеринку, где он долго не продержался. Жизнь побросала этого человека по всему Советскому Союзу: от Сахалина до Мурманска он строил дороги или протирал штаны в конторах, но на одном месте не задерживался дольше полугода. Дело в том, что его бурная деятельность не совсем совпадала с целями социалистического строительства, и хуже того, граничила с компетенцией Уголовного Кодекса.