Виктория Токарева: Короткие гудки (сборник)

Валентин лежал, подключенный к машине, как будто спал. Сквозь легкий загар пробивался румянец. Грудь вздымалась в такт спокойному дыханию. Казалось, сейчас улыбнется во сне.

Растерянные родители стояли и смотрели. Мама мелко дрожала. Валентина боялась, что она упадет и умрет.

Бернагер дал маме таблетку.

Валентина пребывала в ступоре. Не могла совместить одно с другим: спящий молодой Валик с умершими мозгами. Бедная Лиза в конце коридора, Бернагер, как Харон, переправляющий души с одного берега на другой. И она в центре палаты, как в центре событий. Как это могло случиться? Еще месяца не прошло, как она сгорала от обиды и ненависти. И вот все перевернулось, как песочные часы. Время потекло в другую сторону. Неужели ангел-хранитель постарался? Или просто отошел и убрал крыло… Значит, в том, что случилось, есть и ее вина.

Бернагер подошел к Валентине и обнял ее за плечи. Проявил сочувствие. Валентина подалась навстречу душевному теплу, прижалась крепче. Притиснулась. Бернагер был большой, толстый и добрый. От него не хотелось отходить.

Бернагер погладил Валентину по волосам. Он понимал, что ей пришлось пережить: крах семьи, а теперь и смерть мужа. Но дело – есть дело.

Бернагер слегка отстранился от Валентины и спокойно сказал: жена и родители должны сделать выбор. Первый вариант: отключить машину, тогда Валентин умрет и его можно будет похоронить. Второй вариант: машину не отключать, Валик будет как бы жив, но именно «как бы». Мозг его умер. Это уже не человек, а муляж. Будет просто лежать, и все. Каждые сутки жизнеобеспечения стоят немалые деньги.

– А вдруг он придет в себя? – спросила мама.

– К сожалению, это исключено. Все останется без изменения.

– А может, все-таки подождать?

Бернагер молчал.

Валентина вдруг подумала: если Валик придет в себя, он вскочит и побежит к Лизе в конец коридора.

– Отключить, – жестко сказала Валентина.

Мама завыла. Отец плакал.

– Вы можете остаться в палате и присутствовать при его смерти, – сказал Бернагер. – Но я вам советую выйти. Зрелище не из приятных.

Валентина вышла в коридор. Врач помог выйти маме. Папа вышел сам.

Дверь закрылась.

Они стояли и ждали. Время остановилось. Валентине казалось, что ее мозг тоже умер. Неужели этот день когда-нибудь закончится и отлетит в прошлое…

Дверь отворилась. Бернагер сказал:

– Можете войти.

Они вошли – гуськом, один за другим. Горестная человеческая струйка.

Вошли и замерли. Перед ними лежал мертвец. Доска. Мертвее мертвого. Валентина не ожидала, что может быть такая разница. Это был уже не Валик. И никто. Просто останки, которые надо сжечь. Или зарыть на два метра в землю. Ее охватил ужас. Мама Валика грохнулась на пол с глухим звуком, будто с высоты сбросили мешок.

Неожиданно зазвонил мобильный телефон. Валентина прочитала эсэмэску: «Я решу, ЧТО делать с телом».

Эта эсэмэска привела Валентину в чувство. Она вышла в коридор и отбила свою: «Можете не беспокоиться. Вы здесь НИКТО».

Лиза – никто. Валентина – вдова.

По закону все имущество делилось на две равные части. Пятьдесят процентов – Валентине. Вторые пятьдесят процентов распределялись так: Валентина, трое детей и двое родителей. На шесть частей. Одна шестая второй половины тоже принадлежала Валентине. Всего набралось примерно полмиллиарда, в десять раз больше того, на что она рассчитывала. Покой и воля обеспечены до конца дней и на три поколения вперед.

Лизе досталась память о любви и удобная квартира. Тоже немало. Можно было бы позлорадствовать, но Валентина не злорадствовала. Не до того. Как-то все получилось быстро, стремительно и бесчеловечно.

Все прежние страсти осели на дно души. Осталась жалость и досада на судьбу. Мог прожить бы еще столько же и столько успеть и перечувствовать. Бедный, бедный Валик…

Валентин любил шоу.

Валентина решила устроить ему прощальное шоу.

Гроб выставили в центре Москвы, в кинотеатре.

Валентин выглядел хорошо, если можно так сказать. Гримеры постарались. А может быть, его тело привыкло к новым реалиям. Видно, конечно, что не живой, но не доска. Нет. Что-то прежнее проступало в лице.

Народ шел и шел. Многие хотели проститься. Отдать последний долг. Валик не сочинял книг, не писал оперы, не ошеломлял видимыми талантами. Но он многим помогал, и его любили. У него был талант – ЖИТЬ, не считая остальных талантов, связанных с профессией. Возле него всегда было интересно, весело, карнавально, осмысленно. Поэтому к нему тянулись и сейчас идут. Незнакомые люди подходили к Валентине, шептали соболезнования. Казалось бы, формальность, а как питают, как поддерживают одинокую душу.