Марьяна Романова - Дневник Саши Кашеваровой

В мои восемнадцать самой заветной мечтой было поскорее съехать от родителей. Обзавестись территорией с моими правилами. Чтобы никто не

заглядывал в мой шкаф под благородным предлогом «хотела разложить по полкам чистое белье», чтобы мою еще не утвержденную красоту не отнимали непрошеным утренним комментарием: «А по-моему, эта юбка тебя полнит». Чтобы в холодильнике не было никаких пончиков, если я на диете, и чтобы никто и никогда в радиусе десятка метров от меня не пытался сварить мясной суп, потому что меня мутит от запаха вареной плоти. Чтобы можно было делать только то, что хочется мне, и ни перед кем за это не оправдываться.

Мне еще повезло. Мы с родителями жили в трехкомнатной квартире, у меня с детства был свой угол – может быть, поэтому я и выросла такой неженкой. Вот Лера и ее мать до пятнадцати обитали в коммуналке на Знаменке – это была прекрасная коммуналка как из старого советского кино. Старинный расшатанный паркет, высоченные потолки с лепниной, соседи – обаятельные чудики, которые воспринимались почти семьей. Настоящая школа жизни. Когда приходится вставать на час раньше, чтобы занять очередь в туалет. И даже яичницу ты себе жаришь не в любой момент, а по расписанию – чтобы не занять ненароком плиту, когда у тети Мани запланированы мясные кулебяки. Как большинство детей, Лера воспринимала реальность вокруг себя нормой, вела точку отсчета от собственной личности и окружающего ее пространства. Конечно, она бывала в гостях у одноклассниц и видела, что у некоторых имеется собственная комната с немецкой мебелью и сшитыми на заказ шторами, но ущемленной себя не чувствовала. Даже наоборот – когда им наконец дали квартиру в Чертанове, Лерка рыдала и отказывалась выглядывать в окно – ей все мерещилось, что из столицы они перебрались в какой-то сказочный Мордор. Она-то привыкла к чистому Арбату, к разношерстной толпе и богемным аборигенам, к приветливым интеллигентным старушкам, к тому, что за свежим хлебом можно пойти хоть в домашних тапочках – никто и слова тебе не скажет. Она привыкла гулять с подружками до полуночи, петь под гитару у стены Цоя, кокетничать с байкерами, уютно переругиваться с дворниками, болтать с уличными художниками и музыкантами. Привыкла к тому, что улица была продолжением дома, безопасным миром, в который она вросла всем существом. У московского центра свои законы. В Чертанове же все было серым и неуютным. Одинаковые безликие дома, люди с серыми лицами, соседи, которые и не думали улыбнуться друг другу при встрече. Мрачные молодые люди в синтетических спортивных костюмах пили пиво в детских песочницах, а когда в самый первый день новой жизни, проходя мимо такой компании ее ровесников, Лера машинально поздоровалась, кто-то зло бросил ей в лицо: «Отвали!», и потом все хохотали ей вслед. Ее совсем не радовало, что теперь есть и своя комната, и ванна, в которой можно сидеть с книгой хоть часами, и новенький белоснежный холодильник, из которого никто не умыкнет твой глазированный сырок. По ночам она плакала.

Уже взрослая Лера спокойно относилась к толпе. Я вот всю сознательную жизнь старалась избегать давки в любой ее разновидности – будь то рок-концерт или утренняя метрополитеновская давка. Толпа казалась мне агрессивной средой, в которой таким, как я, выжить трудно. Толпа как будто напирала со всех сторон – какофонией обрывков фраз, запахом чужих волос и тел. А Лера умела абстрагироваться.

Для меня же личная территория всегда имела целительный эффект.

Вот еще что странное я заметила. Пока ты просто встречаешься с мужчиной, он относится к тебе так, словно ты – идеал, о котором он и мечтать не смел. А все то, за что даже тебе самой иногда бывает немного стыдно (привычка не мыть чашки, пока все не израсходуешь, нежная любовь к винтажным платьям, дружба с богемными персонажами, большинство которых похожи на выпускников дурдома), воспринимается им как милые странности. Но стоит вам съехаться, как из непогрешимой богини ты превращаешься в потенциальную Галатею. Он кривит губы, когда ты собираешься на чай в мастерскую к знакомым художникам – еще несколько месяцев назад смеялся, когда ты рассказывала байки из их жизни, а сейчас: «Ну что у тебя может быть общего с этой кучкой маргиналов?!» Или вы собираетесь в какие-то гости, и вдруг он останавливает тебя на пороге: «А как человек одеться ты не могла?»

Самое обидное: ведь я никогда и ничего от моих мужчин не скрывала. Знаю, есть сорт женщин: в статусе невесты они ведут себя как чеховские душечки, а стоит заполучить штамп о регистрации брака, как выпускают на волю внутреннюю ведьму. Я же мало того что всегда остаюсь самой собою, так еще и задаю мужчине вопрос, перед тем как съехаться: «Уверен ли ты, что точно понимаешь, что я за человек? Что тебе будет комфортно именно с такой, как я? Я же немного чокнутая, даже по московским меркам!»