Айтен Акшин - Вальс на разбитых бутылках

«Что за женщина! – продолжал злиться Нариман. – Умная была ведь, начитанная. В библиотеке и познакомились с ней. Что происходит? Совсем дома засиделась. Абсолютно ничем не интересуется». Нариман встал, от злости он не мог даже сидеть, не то, чтобы лечь обратно в постель. Подошел к окну, опять раздвинул занавеси и посмотрел на пустынный двор. «Только слышишь от нее – Сара хала сказала, Мясма баджи [2] показала, – передразнил он про себя авторитеты жены. – Не поговоришь толком. Домой приходишь, от детей покоя нет. Дети уснут, она никак до постели не дойдет. Как будто нельзя утром, пока я на работе все дела переделать. Целый день ведь дома сидит…»

Жгучий стыд удушливыми волнами неожиданно накатил на Наримана, оборвав его на полуслове и заставив смолкнуть. Он медленно подошел к кровати, сел, взъерошил волосы, затем лег ничком. Нащупал подушку и зарылся в нее лицом, уговаривая себя встать. Мысленно он уже стоял на кухне и смотрел на сгорбившуюся спину Салимы, тщетно пытавшейся разобраться в его корявом почерке. Обнял ее за плечи. Посмотрел на какой странице она печатает, подсказал слово, которое она никак не могла разобрать. Потом сказал, что надо купить компьютер. Подумал о том, что нужно расспросить Салиму о том, как прошел ее день и, хотя бы раз, без раздражения, выслушать сегодняшние сплетни и передряги двора, которые в конечном счете не так сильно отличаются от тех, что он слышит в институте. А потом сесть рядом с Мамедом и посмотреть вместе футбольный матч. Он перевел взгляд на телевизор. Глаза слипались. Картинки на экране непослушно подпрыгивали.

«Ведь выспаться можно и в самолете», – успокоил себя Нариман и, прерывисто вздохнув, уткнулся носом в подушку, поняв, что до кухни он так и не дошел. Чувствуя, что куда-то проваливается, ватными руками потянул на себя одеяло, нашел косынку и очки. Привычным движением обмотал лоб, натянул светозащитные очки. Снова обнял подушку, чуть слышно всхлипнул в нее, обиженно прошептав:

– Кто сказал, что я боюсь летать?

Ему приснилось, что он уже в Риме и ходит совершенно один по огромной пустынной площади. Разглядывает возвышающийся посередине обелиск и построенные полукругом здания и радуется тому, что совершенно один. Постепенно эту радость омрачает возникающий вопрос: «А где все люди?» Страх закрадывается в душу. Нариману хочется кричать, но он лишь издает какие-то слабые звуки. Пытается уйти с этой мертвой площади, но с ужасом обнаруживает, что полукруг домов уже замкнулся. Беспомощно озираясь, замечает оставшийся узкий проход между домами и бросается в него, но в самую последнюю минуту, сдвинувшись плотнее, два дома закрывают и этот выход. Нариман медленно возвращается к обелиску и, закинув голову, пытается разглядеть кого-нибудь в окнах, обнаруживая лишь сейчас, что все они задернуты гардинами из точно такого же материала, как в их спальной. Откуда-то издалека доносится слабый крик. Он прислушивается. Кто-то зовет его. Крик нарастает. Затем раздается у самого уха. Он резко оглядывается и видит, как на его голову с криком «Нариман! Ай Нариман!», падает обелиск.

Вскрикнув, Нариман проснулся и, сдернув с глаз тряпичные очки, зажмурился. Вновь открыл глаза и увидел сидящую на постели в ночной рубашке Салиму, потирающую ушибленный лоб. Откинувшись на спинку кровати и, театрально вздернув подбородок, он выжидающе уставился на жену.

– Нариман, – начала оправдываться Салима, – я тебя позвала, ты не слышал, я наклонилась, а ты вдруг резко вскочил, вот мы и стукнулись лбами…

– Ай, Салима, я и так всю ночь не спал, и так у меня голова раскалывается, – раздраженно начал было Нариман, но увидев скривившееся лицо готовой расплакаться Салимы, быстро поменяв интонации, примирительно сказал. – Ладно, ладно, ничего страшного не случилось. И за… вчерашнее, ты прости меня…, я просто уставший был. Перед праздниками всегда много работы. А тут еще эта поездка…

Салима кивала головой, тихонько шмыгая носом. Нариман потянул ее к себе, погладил по голове, по густым тяжелым волосам, рассыпавшимся по плечам. Теплая волна нежности прошлась по всему его телу. Салима прижалась к нему, потом вдруг быстро отстранилась и, виновато потупившись, сказала:

– Опоздаешь в аэропорт…

– Что уже пора? – удивился Нариман.

Салима кивнула головой, и, еще раз шмыгнув носом, тихонько добавила: