Лара Продан: Тонкая нить судьбы

Утро субботы седьмого сентября 2005 года не предвещало ничего хорошего. Низкие тяжелые тучи вот-вот готовы были разродиться обильным дождем. Поддернутые желтизной листья деревьев кружились в воздухе, ветер набирал силу. Последние дни были довольно прохладными, а сегодня вообще было холодно и как-то промозгло, хоть надевай куртки и теплые пальто, которые еще никто не собирался вытаскивать из глубин шкафов. Во дворе показалась фигура Алекса, одетая в спортивный костюм и готовая начать ежедневные физические упражнения. Без утренней зарядки и легкой пробежки Алекс не начинал свой день последние двадцать лет. Они давали ему не только заряд бодрости, но, как искренне верил Алекс, позволяли убежать от надвигающейся старости. А ее он очень боялся и не столько потому, что был просто человеком, боялся не успеть сделать то, что обещал очень давно, двадцать лет назад.

Алексу на днях исполнилось пятьдесят пять лет. Возраст для мужчин знаковый. Многие начинают подводить итоги своей творческой и личной жизни, переосмысливать свои поступки, планировать жизнедеятельность на следующие 40–50 лет. Но большинство таких, которые уверены в том, что жили и живут совершенно правильно. Это, обычно, средние работники, средние мужья, средние любовники, но считающие себя центральной фигурой во всех ипостасях. А потому им все должны. На работе – максимальную зарплату, дома – беспрекословное выполнение женой и детьми их желаний, ну а любовницы должны целовать им ноги только за то, что они у них есть. Эта категория мужчин, как правило, никогда не задумывается о будущем и довольствуется сегодняшним днем.

Алекс относился к первой категории мужчин. Всю свою жизнь он стремился быть честным прежде всего с самим собой. Это качество передалось ему как бы по наследству. Алекс был правнуком одного из князей Ухтомских. Из рассказов отца Алекс знал, что прадед был вынужден вывезти свою семью из России в 1918 году, опасаясь преследований и ареста со стороны новой власти, власти большевиков. Два брата прадеда отказались уезжать. Что стало с ними там, в далекой России, он не знал. Прадед, а потом и дед пытались в начале сороковых, годов через посольство Советского Союза узнать о судьбе своих родных, но так и не получили ответ. Честность, принципиальность и в то же время удивительное великодушие были отличительными чертами характера Алекса. Это был высокий, довольно стройный для своего возраста мужчина. С правильными чертами лица. Голубые глаза всегда смотрели прямо и открыто на собеседника. Высокий лоб с небольшими залысинами свидетельствовал об остром и глубоком уме. Темно-русые волосы уже носили печать возраста, на висках они были обелены сединой, несколько седых прядей было видно и в густой шевелюре на макушке головы. Удивительным образом смотрелись немного пухлые алые, как у молодой девушки, губы, губы, которые так нравились его жене Мелинде.

Алекс родился и вырос здесь, на северо-западе Соединенных Штатов. Он всегда считал самым лучшим местом на земле свой уютный и красивый город Еверетт. Здесь он родился, здесь вырос, сюда вернулся после окончания Гарварда, став юристом, здесь женился на своей Мелинде. В отличие от Алекса Мелинда была женщиной невысокого роста, немного полноватой для своих пятидесяти лет. Глаза у нее были серые с легким зелено-голубым оттенком, так называемые глаза-хамелеоны. Они постоянно меняли свой цвет в зависимости от того, в какого цвета одежду была одета женщина. Светлые волосы были коротко пострижены, что придавало внешности Мелинды мальчишеский задор. Вообще, несмотря на некоторую полноватость, Мелинда производила впечатление стремительной, подвижной и молодой женщины. С ее лица практически никогда не сходила улыбка. За эту улыбку, которая как бы озаряла все вокруг, и полюбил ее в свое время Алекс.

Как только Алекс переступил порог дома после пробежки, он услышал тревожный крик жены. Она выкрикивала имя дочери так, как будто ее потеряла:

– Дарья! Дарья! Боже мой! Дарья!!!»

Алекс прыжками добрался до комнаты дочери, что располагалась на втором этаже. Посреди комнаты cо скрещенными на груди руками, с полными от слез глазами, устремленными на кровать, стояла Мелинда. Кровать дочери была пуста, более того, она была как всегда аккуратно заправлена, никакого отпечатка ночного присутствия Дарьи в комнате не было.

На улице тучи наконец-то разродились дождем, сильным, крупным, резким дождем.