Ирина Лобусова - Глаз зеленого дракона (сборник)

Новый настоятель сам лично совершал погребальную молитву над его женой и провел у ее тела все три ночи положенного бдения. А когда, после смерти жены, Чанг Лу заперся в четырех стенах и никуда не хотел выходить, то настоятель сам, лично, приносил ему еду и отгонял от его дома слишком назойливых обитателей деревни. В то время ежедневно, ежечасно Чанг Лу словно бы проваливался в черную пропасть, где не было ни времени, ни чувств, ни человеческих лиц, и любое, доходящее до него, ощущение, будто пробивало брешь из сплошной темноты — беседы с настоятелем были таким источником ощущений. Конечно, Чанг Лу ни мог помнить ни их содержание (он был только крестьянином, чуть умнее и чуть обстоятельнее всех прочих, перенесшим, по воле Будды, чудовищную утрату), ни даже их смысл (да и сомневался в том, что и сам настоятель их помнит), но подсознательно, выскользая из темноты, Чанг Лу смутно подозревал, что каким-то образом настоятель знает, что такое эта черная пропасть, может быть, даже когда-то в нее заходил. По крайней мере, Чанг Лу надолго запомнил это странное, ранящее чувство — так, будто из под твоих ног навсегда исчезает прежде содержащий тебя мир. Может, это было просто свойством сильной, непереносимой боли, и что-то более высшее открывалось именно для тех, кто когда-то перенес такую боль? Чанг Лу не разбирался в таких тонких вопросах. Все, что он знал — только погружение в бездонную черную пропасть, которая (он знал это), находится где-то высоко над землей.

Позже для него по-прежнему представляла интерес загадочная фигура настоятеля, и, полностью придя в себя, первым местом, которое посетил Чанг Лу, стал храм. Этой встречей с настоятелем Чанг Лу был полностью разочарован, но, так как он всегда был внешне непроницаемым человеком, то никакого вида не показал. Настоятель встретил его хорошо, и дело было даже не в том, что он сразу же взял с Чанг Лу большое пожертвование на содержание живущих при храме животных (сумма была незначительной, и Чанг Лу вполне мог ее заплатить), а в том, что весь разговор не содержал для Чанг Лу абсолютно никаких ощущений — ни света, ни темноты, тем более тех островков откровения, которых он так ждал. Настоятель показался самой заурядной фигурой, он не был ни Учителем, ни тем более каким-то волшебником, и Чанг Лу испытывал острое разочарование от того, что теперь вроде они поменялись местами — теперь Чанг Лу имел представление о том, чего настоятель не знал.

Сумев скрыть в себе, но не подавить, глубокое разочарование, Чанг Лу вернулся к привычной для него работе на рисовом поле, и больше не заходил в храм. А по ночам, когда к нему не шел сон, он думал о том, что островки света и откровения, наверное, появляются только тогда, когда приходит черная пропасть, а когда ее нет, им тогда совсем незачем быть. Так постепенно Чанг Лу полностью оправдал для себя настоятеля, мотивируя это тем, что, он, Чанг Лу, был простым, необразованным крестьянином (хоть, в отличие от всех остальных крестьян, имел представление о многих прочих недоступных, вещах), а настоятель был высокообразованным монахом самого знаменитого в стране монастыря, и, кто знает, может, бывал даже при дворе самого императора. С кем, как не с этим умным человеком, следует говорить о выходящих за рамки обыденной жизни вещах? А после ночного бдения наедине с возникшими мыслями жизнь для Чанг Лу уже не могла быть обыденной.

Ярко светило утреннее солнце, сопровождая Чанг Лу по пути в храм. Над деревней больше не было ни тени тумана. Привыкшие вставать с рассветом крестьяне спешили заняться работой на своих участках рисового поля. Попадаясь навстречу, они приветствовали Чанг Лу, провожая его недоуменными взглядами. Хоть дом Чанг Лу, а так же пагода, находились на окраине поселка, в этом месте все-таки было достаточно домов для того, чтобы у местных сплетниц до конца дня появилась свежая тема для разговора. Вместо того, чтоб бежать работать к своему полю, Чанг Лу посему-то пошел в храм! Но он не замечал направленных на него взглядов. Чанг Лу был как никогда сосредоточен — он думал только о том, как хорошо было бы сразу застать настоятеля. Он думал, что время для разговора как раз является подходящим. Утренняя молитва монахов начиналась за несколько часов до рассвета (через три-четыре часа после того, как заканчивалось традиционное вечернее моление), и заканчивалась задолго до того, как жители деревни встречали признаки нового наступившего дня. Представление Чанг Лу о том, чем монахи занимаются еще, кроме молитв в храме, было весьма смутным, и поэтому он бодро шел вперед, думая, что, не занятый молитвой настоятель сможет уделить ему хотя бы пару минут.