Татьяна Чекасина - Обманщица

Глава 3. Крайность

Спор гениев уже заходил в тупик. «Большая горесть – это большая горесть! Разве можно допустить большую горесть! – кричали в дортуаре утанисты. – Совершить большую горесть – значит пойти на крайность!» Подслушивающий Тир понял, о чём идёт речь: в далёкие времена Миром правил король Больших Горестей, допускавший крайность. И когда из дортуара донеслось: «Но кто? Кто пойдёт на такое?», – Тир выступил из полумрака коридора в свет дортуара и сказал неожиданное для своих учителей: «Я». Гении оторопели. Они ещё надеялись найти другое решение, но, увидев возможного исполнителя, рискнули. Впервые прозвучало слово «цена». Цена это или не цена за торжество Утании? Но тотчас отмели всяческий торг как неуместный, уничтожающий сам смысл Утании, ведь даже, если прикинуть на неких виртуальных весах все мелкие горести неумеющих думать и эту, так необходимую теперь большую горесть, итог был в пользу крайности.

Началась длинная дискуссия, во время которой неоднократно подкрадывались с верёвками антиутанисты. Они хотели связать раскричавшуюся молодёжь, уволочь её всю под замок в тёплый, полный еды дворец, и продержать там до прилёта короля Мелких Горестей. Но, столкнувшись со смелым Тиром, ретировались. Дискуссия утанистов закончилась. Они приняли решение пойти на крайность (другого выхода нет). Новому соратнику Тиру (кто-то назвал его ласково Тиранчиком) дали поручение совершить большую горесть, сделав её как можно меньшей.

Тир собрал коллектив неумеющих думать и повёл их к дворцу, где сидели гении-заложники, охраняемые антиутанистами. И произошла между ними схватка, в результате которой были перебиты насмерть не ожидавшие такой негениальности бывшие приближённые короля Мелких Горестей. Так случилась на этом веку впервые большая горесть. Вдовы и дети антиутанистов рыдали над трупами, вызывая в Мире жалость и скорбь.

Из старых записок

«Я расскажу тебе всю повесть

души истерзанной моей»

«Нужно преодолеть в себе отвращение к листу чистой бумаги… и писать каждый день, регулярно, не дожидаясь вдохновения» (В. Катаев «Трава забвения»). Интересно, что у меня вид чистого листа не вызывает отвращения, скорей, наоборот. А вдохновение – моё постоянное состояние, можно сказать. Беда в другом: обстоятельства жизни мешают «писать каждый день, регулярно». На службу надо тащиться из последних сил!

Но, как выяснила с годами, ни к какой профессии я неспособный человек, никакая профессия мне не дорога и не представляется сколько-нибудь существенной. Для меня все профессии, которые нужны для того, чтобы что-то изготавливать, ремонтировать, регулировать, строить и продавать – не интересны. Я готовлю себя для другого, большого и важного дела, которому посвящу жизнь. Я закручиваюсь, как пружина, накапливая силы, и в какой-то момент стану раскручиваться на полную катушку. Цель моя – писательский труд. Но пока, увы, нахожусь на стадии отвергнутого всеми Мартина Идена. Впрочем, надежда есть – в будущем всё совершенно изменится. Обманываю себя и близких тем, что мне нужны деньги и популярность, но понимаю: работаю не ради вознаграждения. Как стану переводить на деньги, мало кажется! И всегда будет мало. Потому, что это измеряется не деньгами. Поверхностная слава тоже не нужна.

Видно, срочно надо искать вечернюю или ночную синекуру. На службе я до такой степени рассеянна, думаю о своём: вчера чуть с перекрытий не упала. В нарядах опять путаница (мои работяги взвыли жалобно). С управляющим был нелицеприятный разговор: «Мы вам создали все условия как молодому специалисту!» Ох, надоело!

Можно было и раньше заподозрить нечто подобное, ведь всё моё студенчество прошло не только в изучении физики, математики и других точных наук, которые постигались в тоске, а в радостном писании стихов ко всем праздникам и с праздником в душе. А пока сидела с дочкой в декретном отпуске, написала целую повесть про работу в стройотряде… А недавно, уже работая на стройке, сочинила цикл новелл про стройку. Но дошла уже и до романа… Он тоже, можно сказать, про стройку, вернее про перестройку, которой я жажду сама, и жаждет мой главный персонаж.