Ольга Покровская - Рад, почти счастлив…

«Так и должно быть, – утешил себя Иван. – После весёлых дней положено быть печальным». И пошёл трудиться на огород. И даже съездил на следующий день в офис – собрать плоды своего многолетнего равнодушия к делу. Но грусть не отошла. Она стояла вплотную к сердцу, совершенно наплевав на то, что ещё прошлой осенью ей отказали от дому.

«С чего бы?» – удивлялся Иван.

А затем позвонил Костя, и всё объяснилось разом.

– Досачковался! – вопил он в трубку. – Ну ты и гад! Слушай, что она пишет!

И прочитал ему без всяких церемоний послание от Бэллы. В нём она ласково и с обилием «смайликов» уведомляла брата, что её университетский контракт, ввиду новых обстоятельств, продлён еще на три года. А обстоятельства такие: они с Юргеном надумали пожениться. Свадьба намечена на октябрь.

– Я тебя просто ненавижу! – вопил Костя. – Ты что сделал с моей сестрой! Она всё надеялась, дурочка! Думала – ах! У него долг совести! А ты ведь даже и «Чемоданова» ей не отвёз! И скажу тебе, я рад! Наконец-то! Я и вообще им желаю любви до гроба! А от тебя одни обломы! Я уж лучше буду, как кто угодно, чем, как ты!

– Что я мог? – автоматически произнёс Иван.

– Что ты мог? Да бросить всё и помчаться! А ты – прилип к бабушке, связался с этой дурой Олей! Она же злая тётка! Она твоих родственников со свету сживёт!

– Я однажды увидел несколько цветов пластилина, смазанных в шар, – сказал Иван. – Как будто это сердце… Вот там есть Макс, ты, все мои, и Оля. А Бэллы там нет. Она снаружи. Костя, как мне сказать? Я чувствую, вот это, что внутри, пусть не прекрасное, не лучшее – но это моё Божье Царство.

Костя с прибывающей ненавистью слушал его.

– Ну ты зануда! – крикнул он. – Сиди один! Всю жизнь просидишь! – и дал отбой.

Иван сел на ступеньку. Ему стало тяжело, он согнулся, локти положил на колени и понял, что, пожалуй, не донесёт. Всякие печали можно тащить, но груз собственной глупости непомерен. Вдруг его тоска сжалилась над ним – сгустилась, собралась, надавила на горло, и он заплакал.

Прячась от родственников, Иван поднялся в мансарду. Там было душно, но открыть окно в такой ветреный день нельзя – сдует травы, разложенные на просушку. Угол марли придавлен учебником Чемоданова. Как билет или пароль, он всюду таскал его с собой. И вот, наконец, – всё.

Осторожно он снял пропахший мятой учебник и отправился сушить глаза над костром.

За баней, в старом мангале Иван развёл костерок из обрезанных смородиновых веток. Сначала огонь дымил, а потом затрещал, как надо. Иван потрошил учебник и кидал в костёр – как неудачную рукопись. «Чемоданов», не повинный ни в чём, мучился у него на глазах и исчезал. Гибли жёлтые листы советской эпохи. Австриец, надо же!.. Поделом тебе, русский Обломов.

Тут страшно, по-былинному, ему захотелось приникнуть к земле, уйти в неё замертво, но не навек, а так, чтобы сложить груз и вернуться лёгким.

Перед домом, на лужке с белым клевером, он распластался и земля, как капустный лист, оттянула боль. Успокаиваясь, Иван видел простые истины: никто, кроме него, не совершал этот выбор – раз; он не смог бы выбрать иначе – два; и три – страдать за свою дурь полезно. Кто сказал, что человеку на земле вредно страдать?

«Вставай – простынешь!» – шаркая мимо, велела бабушка. Дедушка поддакнул ей из окна: «Ты что это вздумал? Ночью заморозки! Иди, возьми раскладушку!» Тут вышла мама в белой шали – наперекор чёрной дачной земле. «Отстаньте от него! – сказала она. – Вы что, не видите – у человека затменье солнца!»

Иван со вздохом встал и больше уж не пытался сбыть вину ни в огонь, ни в землю. Только бабушке, не утерпев, обмолвился, как устал от собственной натуры, бездеятельной, с комплексом вины. Бабушка, однако, посчитала его претензии на сочувствие сплошной халтурой: «Устал – так меняй!» Тогда он и сам перестал себе сочувствовать, взял молоток и пошёл что-нибудь к чему-нибудь прибить. Благо, в доме было ещё довольно ветхих стен, утеплителя и вагонки.

В те дни на его одинокий мобильный пришёл звонок. Звонил Андрей и попал своим настроением точно в ноту Ивана. «Здесь такая жарища! У меня даже депрессия началась. Весь мир – какой-то Дисней-лэнд. И я, дурак, уж который год шатаюсь по аттракционам. Море чужое, болтовня пустая, деньги – пыль. Никаких желаний. Единственное, чего по правде хочу – чтобы жара спала!»

Как помочь ему, Иван вот так, в пять минут, придумать не смог. Они уже хотели прощаться, как вдруг Андрей ляпнул:

– А ты знаешь – я ведь набрался духу, поговорил с ней! Пришёл и говорю: я к вам без цветов, чтобы вас зря не компрометировать. Выходите за меня замуж завтра, или через год – если вам, допустим, меня надо узнать, проверить…