Елена Селестин - Москва – Таллинн. Беспошлинно

– Стасик, можно? – мать стучалась в дверь лаборатории, голос звучал заискивающе.

– Работаю. – Когда мать заходила в студию, он чувствовал себя незащищенным.

– Пообедаем вместе, втроем. Я сварила борщ.

– Кто-то пришел?

– Ядранка. Мы ждем тебя обедать.

– Знаешь, что я отмочила? – спросила Варвара задорно, когда Стас пришел на ее кухню.

– Отмочила? Не знаю. Привет, Ядранка.

Девушка улыбалась, сидя на угловом диванчике, выглядела необычно, волосы посветлели, обрамляли лицо прямыми прядями.

– Я потеряла деньги! – Варвара смеялась, а глаза были беспокойными.

– Где потеряла?

– Если бы знала где, то не потеряла бы, а нашла. Триста долларов, представляешь?

– Хорошо представляю триста долларов…

– Должна была отдать – но по дороге, пока мы с Иваном ехали, выронила или что. Я бы решила, что совсем не брала, но записываю расходы в книжку. Придется голову лечить.

– У моей майки, – вставила Ядранка, – тоже голова была больна, потом полако лечилась.

– Лако-полако! – умилилась Варвара сербскому словечку. – Майка – это мама по сербски, знаешь? Вина выпьем?

– А твоей голове это как? – поинтересовался Стас.

– Моей голове – то, что нужно.

Выпили черногорского сухого вина, закусили сыром и привезенными из Будвы маринованными оливками, съели по тарелке борща.

– Дивно, – восхитилась Ядранка, сумев выразить восторг лицом, руками, бровями, – тако не можу, само чорбу радим, – светилась девушка.

– Суп они делают! – перевела Варвара и пообещала: – Я научу тебя, так и быть, главное, надо задействовать девятнадцать ингредиентов…это особое число в кулинарии, одиннадцать из них твердые и восемь быстро разваривающиеся.

– Како? Шта девятнадцать?

Стас удивился: впервые при нем мать предлагала научить варить борщ. Ни его бывшая жена, ни тем более кухарка, не удостаивались такой чести.

Варвара над борщом колдовала серьезно, соблюдала собственные правила; повторить эту партитуру, по глубокому убеждению Стаса, не сумеет никто.

– Проводишь Яцу? – спросила Варвара после завершения обеда.

Стасу хотелось вернуться к лицезрению облаков; одна серия снимков, как ему показалось, складывалась в орнамент, в короткую линию знаков. Но Ядранка так доверчиво смотрела, – и действительно, было уже поздно.

– Зайду в мастерскую минут на десять – и провожу, – пообещал Стас. Он отозвал мать в коридор:

– Дать тебе денег, ма?

– У меня есть, только противно быть склеротичкой. Хотела купить два билета в Черногорию, для себя и для Нинки, значит, пока не судьба.

– Сейчас там жарко, но если надо – возьми.

– Яца! Стасик тебя проводит, – сказала Варвара громко сладким голосом.

Интересно, Ядранка действительно тихоня или прикидывается? Забавная ситуация, – рассуждал Стас, ненадолго вернувшись к работе, – мать пригласила девушку, можно сказать, из далекой европейской деревни. Девушка кровь с молоком, по-русски изъясняется не очень, и мать, похоже, надеется, что я должен увлечься. Смешная…кажется, акцент Ядранки делает ее более привлекательной в моих глазах. Ну, молодость, ну характер хороший, наверное. Сегодня сходила в салон и заметно преобразилась. Это означает, что я ей нравлюсь, или что ей нравится – жить в Москве? Общаться с моей матерью? Стас убедился, что думает о постореннем и на небесных снимках ничего не видит. Он аккуратно убрал негативы и отпечатанные снимки. НЕБО он фотографировал по старинке, на пленку.

– Ядранка, Стасик может тебе рассказать о Москве, – напутствовала Варвара. – Идите через Патриаршие на бульвары, посидите в кафе. Если загуляетесь допоздна, Яца переночует в гостевой.

Во время прогулки на каждую его реплику Ядранка произносила «исто» «правильно». Стасу это скоро надоело.

– Выпьем кофе? – предложил Стас. – Или по бокалу вина?

– Вина.

В кафе на Бронной, расслабленно устроившись в глубоком кресле, Ядранка заулыбалась.

– Ты во время войны жила в Черногории? – спросил Стас.

– Зачем? В Белграде жили.

– С родителями?

– Да, так, – ответила Ядранка, подумав.

– А страшно было, когда бомбили Белград?

– Нет, – Ядранка смотрела ему прямо в глаза, и Стас заметил, что зрачки ее расширены. – Мы само тако – ручили, когда бомбили, шатались! Ништа. Потом ушли оттуда.

– Как это ушли?

– В Церногору. Монтенегро.

– Вы уехали из Белграда?

Она молча кивнула. Стас, привыкший смотреть на лица профессионально зорко, увидел, что ее глаза сверкнули, на мгновение проявилось лицо разгневанной цыганки, – но тут же особенный взгляд был погашен.