Александр Лапин: Вихри перемен

Советский человек привык надеяться только на себя, родных и друзей. И если один из твоих знакомых может достать мясо, то он снабжает им всех родственников. Другой, скажем, сидит на вещевом дефиците. И его друзья щеголяют в дубленках. Третий – на овощной базе… Впрочем, основными овощами народ снабжается с огородов. С весны до осени вся советская страна решает продовольственную проблему на собственных шести сотках. И академики, и герои, и мореплаватели, согнувшись в три погибели, копаются в земле. И она, матушка, не подводит.

Потом начинается процесс закрывания консервов на зиму. Грибы, огурцы, помидоры, баклажаны, перцы, варенья, соленья, капуста – все спускается в закрома родины.

Впереди долгая зима. И встретить ее надо достойно, с таким продовольственным запасом, который всегда можно метнуть на стол. И гордо заявить гостям: «Сама хозяйка закрывала. Огурчики с нашей дачи!»

Впереди опять зашумели:

– Всё, всё, кончается продукт!

Слабые и неопытные начинают рассыпаться по сторонам. Но основная масса стойко держится. Очередь, как живой, саморегулирующийся организм, борется. И ждет. Её упорство побеждает.

Снова откуда-то из подсобки выносят партию товара. Да какого! Китайского чая. В коробках, с иероглифами. Жизнь очереди возрождается. Теперь хватит на всех.

И главное – они уже близко.

Откуда-то сбоку притирается к Галке Варвара Чугункина, крепкая, маленькая, темнолицая, темноволосая с черными быстрыми глазами, похожая на татарку, бой-баба. Шепчет Галинке на ухо:

– Я с тобой встану.

– Давай!

– Ты как здесь-то оказалась? – спрашивает Шушункина подругу.

– Приезжала в Москву по объявлению. В молодежную газету. Они хотят у нас в городе свое представительство открывать. Вот я и подсуетилась.

Галинка знала, что Варвара попала под сокращение, когда объявили о так называемой диверсификации оборонки. И завод, за которым числилась их коммунальная контора, провел оптимизацию.

Пришлось гордой и своенравной Варьке идти мыть подъезды да лестничные клетки, чтобы прокормить себя, сына и мужа-алкоголика.

– Ну, если у тебя что-нибудь получится, – попросила Галка, – возьми меня к себе. Надоело сидеть, ждать у моря погоды.

– Ага! Нам художник-дизайнер точно понадобится! – пообещала та.

Галина не придала особого значения ее словам. Улитка едет, когда-то будет. Но глядя на окрыленную, возбужденную Чугункину, подумала: «Может, и правда что-то изменится. Сдвинется, наконец, и в моей жизни».

Свято-Троицкая Сергиева лавра – это несокрушимые, не поддавшиеся ни времени, ни коммунистам высоченные стены, величественные белые надвратные башни, огромные деревянные ворота, через которые Дубравин с новыми родственниками по линии жены проходит внутрь. А здесь их встречают взметнувшиеся ввысь колокольни с золочеными куполами прекрасных соборов, уютные дворики, величественные с приглушенным светом, расписанные библейскими сюжетами стены и колонны.

Вот она Русь! Исконная. Изначальная.

По толпе идет шорох. И словно ветерок бежит над головами:

– Патриарх! Патриарх! Сейчас выйдет Патриарх! Будет поздравлять с праздником!

Балконная дверь в покоях приоткрылась. Из нее выныривает крепкий, широкоплечий красивый, молодой, но бородатый монах в черной рясе и такой же, похожей на черный кивер, шапке. Он сверху оглядывает собравшуюся в монастырском дворе пеструю толпу. И отходит в сторону. Ожидая.

Напряжение нарастает. Дубравин, стоящий на удобном, возвышенном парапете в центре двора, с любопытством оглядывается вокруг.

Пасха. Народ с куличами и крашеными яичками томится у входа в храм. В центре двора лавры огромный металлический бак. Из него черноризный монах разливает в бутылки и кувшины святую воду. Очередь терпеливо ждет, когда можно будет подойти к кранику.

Они только что, минут, может быть, пятнадцать тому назад, приехали в Загорск и сразу такая удача! Увидеть Патриарха Пимена.

Да, такое будешь вспоминать потом всю жизнь!

Москва встретила бывшего собственного корреспондента неласково. Сначала он попробовал жить в гостиницах. У коммунистического союза молодежи имелась пара таких чудных учреждений, где останавливались молодые функционеры. В частности, все, кто ждал жилье в столице, обитали в «Орленке». И каждый вечер от такого бессемейного, холостяцкого жития «гудели» и «культурно отдыхали». Так что утром горничные мешками выносили из номеров стеклотару и упаковку.