Ринат Валиуллин - Путешествие в бескрайнюю плоть

– Независимая жопа… Вижу, ты не теряешь оптимизма.

– Оптимизм обречён, так как смертельно опасен. Мне кажется, что благодаря ему теряю нечто большее: в то время как я пытаюсь продать свою жизнь в розницу, кто-то её предприимчиво купил оптом, вместе со школой, университетом и этой стройкой, а мы все пыхтим, тужимся, спешим там, где можно уже расслабиться. Никто бы не хотел всю жизнь на стройке, на заводе, в офисе. Все думают: немного поработаю, только с делами или кредитами разберусь, и займусь чем-нибудь любимым, но хрена с два, болото засасывает. Так что если я туда вернусь, то только архитектором. Вернусь из армии – пойду в архитектурно-строительный.

– Уходишь на целый год, тебе не страшно?

– Опять ты про своё. Я же не на войну. Давай поговорим о чём-нибудь банальном.

– Просто такие кошмары про армию по телеку показывают.

– По телеку всегда показывают кошмары. Страх – лучшее успокоительное для народа. Итоговые новости – как вечерняя инъекция ужаса. На хрена ты его вообще смотришь? Я бы выкинул.

– Да я не смотрю почти. Выкидывай.

– Лень тащить на помойку. Ладно, пусть приглядывает за тобой, пока меня не будет. Как у тебя в универе? Как твой юный философ, что глаз не тебя положил, пора бы ему его уже забрать, место занимает, а то я могу и помочь.

– Это что, ревность?

– Нет, я только пытаюсь себя заставить.

– Сегодня смешно получилось: я опоздала на пару, только вошла, а он мне вопрос какой-то про Гегеля. Я говорю: «Дайте отдышаться». «Ладно, раздевайтесь пока», – говорит. Я ему: «Всё снимать?» А он мне: «Знаешь что – я скажу, когда хватит».

– Так ты сама с ним заигрываешь. Не жалко тебе парня?

– Надо же как-то развлекаться. Когда становится жалко, появляется скука.

– А что по испанскому? Глаголы зубришь?

– Да, учу неправильные глаголы прошедшего времени.

– Сколько можно-то? Уж и время прошло, а ты их всё учишь. Подумай о будущем.

– Будущее мы ещё не проходили.

– Когда ты его пройдёшь, оно уже станет прошедшим, я тебе помогу с ним, когда вернусь. Ждать тебе осталось немного.

– Я люблю ждать, так что у тебя никаких шансов. Ты попал. И жить тебе со мной до самой страсти. До самой старости я хотела сказать.

– Неплохо получилось. Пошли за страстью.

Устроим сегодня романтическую ночь.

– Отвальную ночь.

– Завальную. Завалюсь на тебя всей своей похотью.

– Мне уже страшно.

– Давай только не здесь, здесь родители спят. В смысле, мама с отчимом.

– И тебе всё слышно?

– Фрагментами.

– Как отчим?

– Он хороший. Добрый, но спокойный.

– Интересная формула. Значит, тебе повезло. Давно хотел тебя спросить, если это уместно. А что с отцом?

– Не знаю точно, шёл, шёл и в один мерзкий день сошёл с ума.

– Жил с психиатром и сошёл с ума?

– Мама – не сахар, хотя и врач, а он растаял, поплыл – музыкант, весь в творчестве, в оркестре, в своей трубе, то на репетициях, то на гастролях. В общем, появился третий. Видимо, он не ожидал. И съехал с катушек.

– Третий всегда всё испортит. На троих только соображать хорошо, а вот жить-то, наверное, не очень. Ладно, опять мы в прошедшее влезли. Боюсь, щас окислишься, как микросхема.

– Сам ты микро. Но вспоминать не хочется.

– Хороший диван. Твой? Я бы с такого вообще не вставал.

– Да, я на нём сплю. И мечтаю тоже на нём, и ем, и книги читаю, и уроки делаю.

– И целуешься…

Я утонул в шелках её волос, вслед за руками тихо сползала одежда, пока я разоблачал её гибкое тело, губы не выпускали её губ, прохладные и влажные, и те и другие говорили, говорили, говорили, весь их диалог начинался с «Я люблю тебя – я тоже тебя люблю», и выливался в «Я хочу тебя – я тоже тебя». Мы слились в одно целое на васильковой поляне постели, в окно поддувал тёплый бриз улицы, что ещё нужно для счастья?

– Не знаешь, зачем люди столько целуются?

– Думаю, это желание проникнуть как можно глубже в другого человека, рот – первое, что им попалось, руками же туда не полезешь.

– Разве что стоматолог.

– Раз в полгода.

– Не все им так доверяют, вот и проникли языком, языком любви. Что-то понять непостижимое, что-то объяснить переживаемое. Чем меньше люди понимают, тем больше целуются, чем больше узнают друг друга тем реже.

– Действительно, пожилые практически не целуются, они уже всё знают друг о друге… Да и губы уже не те.

– Дурак.

– Судя по звонку домофона, родители приехали, вроде обещали завтра, странно.

Как будто сработала сигнализация или учебная тревога, слух насторожился, объятия распались и мозг напрягся.