Валентина Борисова - Цветок живой, благоуханный… (сборник)

Черт. А как же ты из океана выплыла к лосиному острову?

Русалка. Географию надо знать, через Гибралтар в Средиземное море, из Средиземного в Черное, из Черного в Азовское, потом по Дону, по Дону и в Волгу по каналу, из Волги в Оку, из Оки в Москва-реку ну а из Москвы в родную Яузу.

Черт. Ну, ты живучая оказалась, просто непотопляемая, раз из Америки до Лосиного острова вплавь добралась!

Русалка. Поэтому я к лосям и прибилась. Они же долгожители, ровесники мамонтов.

Черт. Неужели на Лосином острове еще и мамонты водились?

Русалка. Здесь чего только не водилось, пока экология не нарушилась. Теперь и лосей-то наперечет осталось. Выход один – завести на острове молочное хозяйство, выделить из лосиного молока ген долгожительства и на его основе наладить выпуск омолаживающего коктейля «Вечная весна».

Черт. Весна вечная – цена договорная! Круто!

Русалка. Без рекламы в нашем бизнесе не обойтись. Для этого нужен писатель-фантаст.

Черт. Фантаст?!

Русалка. Конечно. Кому еще по силам раскрутить рекламу «Вечной весны» – только фантасту.

Черт (напевает). Где мои семнадцать лет!

Проснись, писатель, вечную весну проспишь!

Писатель. Иди ты к черту, леший!

Черт. Не надо меня так далеко посылать, лучше ответь – где наши семнадцать лет?

Писатель. Нас с тобой там точно нет.

Черт. Захотим – будем! Все в наших руках, вернее, мозгах. Лохами не надо быть. Под лежачий камень вода не течет. Русалка-то выплыла всем штормам назло. Поплыли и мы, писатель!

Молодежь (поет). Мы входим в порт.

Писатель. Приснится же такая чертовщина. Не отдохнул совсем, а уже вечер. Пора на работу собираться, опять в ночную смену – писать некогда. (Задумывается.) А может, раскрутить сюжет для Мытищинского сериала под названием «Таинственный остров – Лосиный…»

Здесь чудеса!

Леший. Здесь леший бродит!

Русалка. Русалка на ветвях сидит!

Все вместе. Александр Сергеевич отдыхает. Продолжение следует…

Конец пьесы

Учитель словесности. Октябрь уж наступил, уж роща отряхает последние листы с нагих своих ветвей…

Недоросль. Не хочу учиться! Хочу жениться!

Учитель словесности. Вы же еще недоросль! Вот я уже кончил курс и могу жениться. Я учитель словесности и я женюсь! (Уходит.)

(Появляется учитель греческого в галошах и с зонтиком)

Учитель греческого. Женитьба – шаг серьезный. Вот женитесь, молодой человек, а потом, чего доброго, попадете в какую-нибудь историю.

Недоросль. Но у меня ж растут года! Будет мне… (Считает по пальцам.) Уж мне и не сосчитать. Я не силен в арифметике. Чем же мне заниматься?

Учитель греческого. Я как учитель греческого советовал бы вам пойти по греческой линии.

Недоросль. По греческой? Это идея. В Греции, говорят, все есть. Решено, пойду по греческой линии на Парнас к музам. Я чувствую в себе призвание литератора. Не зря же я столько лет грамматику зубрил – существительные да прилагательные.

Учитель греческого. Оно, конечно, так-то так, все это прекрасно, да как бы чего не вышло. (Уходит.)

Недоросль. Могу я видеть главного редактора?

Учитель словесности. Слушаю вас.

Недоросль. Вы же недавно были учителем словесности. Еще жениться собирались.

Учитель словесности. Я сбежал и от учеников, и от жены, чтобы не сойти с ума.

Недоросль. Тогда мы поймем друг друга. Я тоже сбежал из школы, чтоб не сойти с ума.

Учитель словесности. Слушаю вас.

(Появляется учитель Кулыгин)

Кулыгин. Здравствуйте, господа! Кулыгин, учитель здешней гимназии. Сегодня праздничный день, будем же отдыхать, будем веселиться. Римляне были здоровы, потому что умели трудиться, умели и отдыхать. Жизнь их текла по известным формам. Наш директор говорит: главное во всякой жизни – это ее форма…

Господа, почему вы не в форме, учащиеся и студенты обязаны носить форму. Три с минусом вам за поведение, господа. (Уходит.)

(Выбегает Элиза Дулитл, за ней профессор Хиггинс.)