Я уже не помню, что я кричал в ответ брату, каким образом преодолел кажущееся бесконечным расстояние до дома, как ворвался домой и как сбрасывал на ходу свою обувь… Ничего этого не помню. Помню только, что, влетев пулей в комнату, с горящими глазами, едва выдохнул:
– Где велик?!
Окончательно же, приду в себя, когда увижу отца, судорожно расстёгивающего на поясе ремень и цедящего сквозь зубы:
– «Велик», говоришь? Сейчас я тебе покажу «велик»!
И тут, я впервые в жизни, вдруг ощутил, как где-то глубоко внутри просыпается какое-то неведомое мне прежде чувство, с которым никогда ранее не приходилось сталкиваться. Нет, велосипед здесь был совершенно ни при чём: о нём я уже успел забыть. То было совершенно иное… до боли сжавшее грудную клетку. Такое ощущение, словно, по чему то очень свято оберегаемому и тщательно скрываемому от всего остального мира, а потому, и – очень сокровенному и дорогому – пробежалась рота солдат, растоптав всё вокруг своими грубыми и грязными тяжёлыми сапожищами. Ощущение полной пустоты и разрухи…
Взбучку я, конечно же, получил. Хотя, папе с трудом удалось дотянуть до конца роль строгого и сурового родителя. Ибо, в такие минуты, он сам очень сильно переживал и еле сдерживал себя от того, чтобы не расчувствоваться и не приласкать свою несчастную жертву. И уже поздно ночью, когда я, всхлипывая и шмыгая носом, почти засыпал, вдруг знакомая тёплая и колючая щека нежно прошлась приятным наждаком по моему горячему лбу, после чего я окончательно успокоился и заснул.
Вещий сон
Из цикла «Почти по Зощенко»
На днях мне приснился сон. И не просто сон, которые мы все вскоре забываем по пробуждению. А, удивительный, можно сказать, необычный сон. Причем, всё в цвете, и со знакомыми лицами.
Снится мне, братцы, будто у нас, в России, «золотой век» наступил. Всюду довольные и счастливые лица, будто только что удачную сделку провернули или талон на водку незаметно сперли. Все вежливые: «извините», «простите», «будьте любезны» и всё такое. Матом никто не ругается. Даже непривычно, как-то.
Вокруг лес изумительной красоты, посередине озеро с голубой водицей. По водной глади лебеди, утки и всякие водоплавающие снуют туда-сюда. Вдоль берега народ расположился, отдельными группами, и все, мило улыбаясь, беседу ведут. Такой, можно сказать, междусобойчик.
Причем, среди моих знакомых, почему-то, и политики известные затесались. Ну, вроде, как в одной компашке.
Путин доверительно так, наклонился к моему другану Сереге и что ему шепчет на ухо. И что самое удивительное: никакой тебе охраны, никаких телохранителей. Словно обычные люди. Да и сам Серега как бы слушает его вполуха.
Возле самого берега лежит в купальничке красивом Хакамада и, прикрыв свои глазки от солнца, загорает. А рядом, почему-то, расположился Жириновский и так по-дружески о чем-то с ней беседу ведет. Причем, совсем даже не трясется, как обычно, в падучей, и никому больше пальцем своим не грозит: мол, пересажаю я вас всех сук и мерзавцев, однозначно, и так далее. А совсем даже мирно так, по-домашнему.
Неподалеку, отойдя в кусты и, повернувшись спиной к народу, стоит генерал Макашов и отливает себе потихоньку, бурча себе под нос какую-то детскую песенку.
Словом, идиллия совершеннейшая: ни в сказке сказать, ни пером описать. По небу облака красивые плывут, будто подушечки; в озере всякие аллигаторы мирно соседствуют с лягушками, птицами и прочими тварями; а на земле люди вперемежку с дикими животными расположились, и никто никого не трогает. Все так мирно, можно сказать, сосуществуют друг с другом.
Проснулся я, свесил ноги с кровати, а встать не могу: всё под впечатлением сна, никак не отойти.
На кухне жена с дочкой к завтраку стол накрывают, о чем-то вполголоса шепчутся. В коридоре кошка разлеглась и лижет себе всякие места, утренний марафет наводит. За окном тишина: никаких звуков машин, никаких голосов прохожих не слышно, словно все вымерли.
«Странно, – размышляю я про себя, слегка почесывая интимные места – к чему это вдруг мне такой сон приснился? Политики, дикое зверьё… И какое отношение это может иметь ко мне?»
Вдруг слышу: звонок в дверь.
«Интересно, – думаю, – и кому это в такую рань приспичило к нам домой? Воскресенье, как-никак, то есть, у всех нормальных людей – выходной?»
Однако, встал с кровати и поплелся открывать дверь, даже штаны не одел. Открываю я, значит, дверь и …батюшки! Стоит на пороге красавица, каких печатают только на обложках дорогих журналов, со всех сторон картонными коробками окруженная и мило улыбается мне.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу