Александра Окатова: Пять уникальных писателей (сборник)

Мы дома: мать, отец, я и маленький, до года, ребёнок, не мой, типа внук или ребёнок знакомых. Три раза прилетают самолетики игрушечные, он их ловит, на балконе один раз, второй, потом третий раз на кухне, большой игрушечный самолет, ребёнок ловит его, я помогаю, но самолет вылетает в открытое окно, и ребёнок, поймав его, выпускает из рук и падает спиной в окно. Я стою и держу в руках дурацкий большой самолёт, который я автоматически поймала. Слышен звук падения. Отец и мать смотрят на меня понимающе и прощающе, немного укоризненно, собираются и молча обречённо спускаются вниз. Я малодушно остаюсь дома.

Она записала это всё очень старательно, но никак не могла представить, чем это может помочь Г. Б. в его работе по обустройству мира, но договор есть договор, она оформила сон и отослала его на указанный им сайт.

В другой раз ей приснилась затерянная деревенька между лесом и затопленными лугами. Там живут умершие мать и отец, я у них, у мёртвых, в гостях. Надо уезжать. Мать, как всегда, приспосабливает плошки под хозяйственные нужды. Звучит песня, я залезла куда-то высоко, типа на чердак, что ли, срываюсь, но цепляюсь за оконные ручки и быстро и легко соскальзываю вниз на траву без потерь. Спешу с девчонками на поезд: уезжаю надолго, навсегда. Там, в вагоне, ко мне спиной спускается с верхней полки мой бывший. Хотя я не вижу лица, но точно знаю, что это он.

Что можно почерпнуть из этого сна, Даше тоже было неясно, единственное, что и при жизни её мама всё время что-то приспосабливала под хозяйственные нужды. Тазы, миски, корыта на даче, то есть в деревне. Даша так и видела её своим внутренним зрением: невысокую, худенькую, жилистую, в зелёном выцветшем фланелевом пятидесятых годов лыжном костюме, всё время чем-то занятую, ну что может быть полезного в таком сне для Бога, думала Даша, но ему-то как раз и понравилось, он ей благодарность «по мылу» прислал.

Даша обалдела и уже без страха послала на днях ему последний на настоящий момент сон. Она накорябала от руки, потому что Сети не было, и отправила по почте в конверте:

Я за старым чертёжным огромным тёмным деревянным столом, как в ПКО на проспекте Мира, где сейчас остался Гознак, приходит мой старый (который недавно умер), и мы занимаемся чем-то по работе. В окна, огромные квадратные, смотрит и шелестит зелёная ясеневая редкая листва, перебиваемая солнцем, проходят и трясут со звоном пол трамваи. Лето.

Я почему-то сплю на земле, но чистые простыни, одеяло, тепло и мягко, рядом горит костёр. Мне очень уютно, и я сплю, как всегда, раздетая. Подходит Андреич, полностью одетый, в пальто, и спрашивает меня, как дела, я лёжа отвечаю, при этом думаю, приляжет он со мной или нет. Я не встаю, продолжаю лежать и отвечаю ему что-то незначительное. Через некоторое время он всё-таки спокойно, как так и надо, раздевается и ложится рядом. Но он меня не касается, нас разделяет простыня. Потом он так спокойно обнимает меня, наши руки находят друг друга, пальцы очень нежно переплетаются, типа не бойся, я с тобой. Я и он чувствуем нежность.

У меня во рту кусочек сырого мяса, я проглатываю первый кусок и только после этого вспоминаю, оно же сырое! и отношу остаток на полевую кухню.

Мы с Наташкой решили куда-то пойти, идём и попадаем на очень крутой склон, удержаться на нём почти невозможно, он ровный, покрыт зеленой короткой травой и резко, градусов под семьдесят, спускается к обрыву, мы цепляемся за траву, пытаясь удержаться, и я думаю, что зря мы туда пошли, но делать нечего, и мы изо всех сил ногтями, пальцами цепляемся за траву, на наших глазах на склон выезжает, почти прилетает красная блестящая машинка с девушкой за рулем, и мы, молча от страха, от сознания, что сделать ничего не можем, смотрим, как она тут же съезжает в пропасть, на лице у неё ничего не успевает отразиться.

Мы, цепляясь, вгрызаясь ногтями, проходим этот опасный участок и попадаем в магазин одежды с высокими стеллажами, мы выбираем одежду. У меня в руках комплект: нижняя кружевная прямая, длиной до колен, юбка и верх вроде комбинации, тоже из бежевого кружевного полотна. Производства Прибалтики. Подшито плохо, стянуто, я начинаю растягивать подпушку, и нитка лопается, я прохожу руками по всей подпушке, и нитка, которой всё это подшито, периодически лопается, мне делает замечание какая-то женщина, я со знанием дела ей отвечаю, что я сама шью и знаю, что делаю. Проходит Вадим, и я забочусь, чтобы он не заметил, что на мне нет нижнего белья и сверкают мои голые бёдра. Он говорит: ты же уволилась у Андреича? Да, киваю я.