Александра Окатова: Пять уникальных писателей (сборник)

Даша читала незнакомые буквы так, будто знала их с рождения:

– Семьдесят первый дух, великий и могущественный герцог, – Даша подняла глаза на Данталиона, тот ласково, с восхищением смотрел на Дашу и поощрял её взглядом, она продолжила: – Его предназначение и долг заключаются в том, чтобы обучать детей человеческих редким искусствам и наукам; скрытые намерения любого человека прозрачны и ясны для него; он видит тайные мысли и мужчин, и женщин, и он может изменять их по желанию своего заклинателя. Он с лёгкостью может вызывать любовь, как пожар сжигающую человека, может являть двойника любой персоны, тем паче он может показать оного в любой части мира, которую выберет его господин. Кроме того, он обладает даром превращать людей в птиц. Может заставить деревья сгибаться по желанию заклинателя. Данталион управляет 36 легионами духов. Он строптивый и своевольный демон, и его хозяину трудно приручить его, но если это ему удастся, то вернее и преданнее слуги не найти.

Даша провозгласила эти слова громким, чётким, показавшимся ей самой чужим голосом. Молодой демон слушал её очень внимательно и почтительно, по прочтении он снял с пояса серебряный кинжал с кривым клинком и, встав на одно колено, подал его Даше, она ничуть не удивилась и бесстрашно полоснула левую ладонь, выступили рубиновые бусины крови. Даша приложила руку ко лбу коленопреклонённого демона как печать, оставив кровавый отпечаток, который тут же взвился лёгким дымком с цветочным ароматом.

– Ты моя госпожа, – сказал Данталион, – клянусь служить тебе до самой твоей смерти.

Даша не успела испугаться, ведь он сказал, что до самой её смерти, она не ослышалась? «А правда, кто из нас смертный, конечно я», подумала Даша. Она молча, с королевским достоинством кивнула – сил удивляться у неё уже не осталось, от волнений сегодняшнего вечера и аромата испарившейся крови она впала в эйфорию и почему-то страшно захотела спать, Данталион подхватил её на руки и отнёс на высокую кровать, убранную красным шёлком.

Даша, не открывая глаз, не выходя из дремоты, плавно поднялась в воздух на десять дюймов над кроватью, её одежда медленно расстегнулась и развернулась, как распускающийся розовый бутон, блузка, юбка, а потом и бельё, как снег, упали на пол, обнаженная Даша, вольготно раскинув руки, зависла, покачиваясь в воздухе, Данталион почтительно отвернулся и стоял в ожидании, не отходя от кровати. Раскрылось красное покрывало, обнажились белые простыни, и Даша опустилась в льняную прохладу. Она свернулась калачиком и тихонько засопела, вздохнув, опустились простыни и укрыли её. Данталион осторожно положил гримуар рядом с Дашей на кровать и вынес факелы.

Даша проснулась и долго не могла понять, где она. Её сон показался ей таким взаправдашним, что она никак не могла осознать, каким образом она очутилась дома, она совершенно не помнила, как пришла, как открыла дверь, принимала ли душ, судя по тому, что она была обнажена, то легла она как обычно, она всегда спала без одежды, терпеть не могла ощущать на себе что-то во время сна. Она прекрасно помнила свой сон, он был такой свежий, подробный, она живо помнила все ощущения, они были правдивы и ярки, как будто это не сон, а явь, забыть такой сон невозможно: башня на крыше дома на берегу Москвы-реки, герцог Данталион, кинжал, клятва на крови, гримуар в кожаном переплёте.

Даша решила никуда сегодня не ходить, собиралась поваляться, понежиться в постели, но она так хорошо выспалась, что лежать ей совершенно расхотелось, и она вскочила с кровати как пружина. Ей показалось, что если она раскинет руки и оттолкнётся посильнее, то с лёгкостью взлетит в воздух. Она, танцуя, прошлась по комнате и вышла на балкон, ей было не холодно, небо было чистым, бледным, безмятежным и таким высоким, как бывает только осенью в безветренный день, когда кажется, что сам воздух разрежен и тих, слишком тих; солнце светило ровно и спокойно, во дворе клёны и каштаны стояли наполовину опавшие, вокруг стволов, как отражение кроны, сияли жёлтые листья.

Ветра не было, как будто сама осень задержала дыхание, чего-то ждала, с кем-то прощалась, провожала кого-то дорогого, кого навсегда потеряла, не вернёшь, и стояла в раздумье, тихо-тихо. Даша завороженно смотрела, как с клёна медленно срывались и один за другим в ведомом только им самим порядке, враскачку, непрерывно, один ещё на середине пути, а уже бесстрашно, не боясь ничего, срывается другой; не успеет упасть этот, как следующий бросается за ним вдогонку, как будто не может без него жить, падали листья. Даша смотрела на этот тихий, казалось бы, грустный танец опадающих листьев, но грусти-то она как раз и не испытывала: падают медленно листья с равными промежутками, не останавливаясь – красиво. Она закрыла дверь балкона, накинула шёлковый халат, и тут зазвонил телефон.