Макс Фрай - О любви и смерти (сборник)

– Это обманчивая мягкость, – заметил Вася-Сэм. – В хорошей кашасе не меньше сорока градусов. Пара-тройка коктейлей, и вы внезапно застаете себя танцующей на столе. Это в лучшем случае. Другие варианты мне даже озвучивать неловко.

– Ой, – всполошилась она, – а мне в половине седьмого поезд встречать. Документы передали с проводником, если не заберу, мне крышка.

– Ясно. Тогда второй порции не будет. Растягивайте эту.

Легко сказать – «растягивайте». Эта чертова кайпиринья оказалась даже не то чтобы вкусной, но такой притягательной, что не пить ее, держа в руках стакан, было почти невозможно.

– Трудно остановиться? – понимающе ухмыльнулся бармен. – Да, хорошая кайпиринья хуже приворотного зелья, по себе знаю. Закурить очень помогает, имейте в виду. Вы же курите, Фанни? Не может быть, что нет.

Совершенно растерялась от такого заявления.

– Так нельзя же в барах курить. Только на улице.

– В этом можно, – заверил ее Вася-Сэм. – Здесь моя территория. И правила – только мои.

И тут же подкрепил слова делом, извлек откуда-то маленькую черную сигариллу, невероятно вонючую, как выяснилось после того, как он ее раскурил.

– Ничего себе! – присвистнула она. – И как, не штрафуют? Или вы только по ночам так развлекаетесь? И никто до сих пор не стукнул? Немыслимо.

В ответ бармен почему-то расхохотался, да так заразительно, что она тоже улыбнулась. Хотя решительно не понимала, что тут смешного.

– Это самый забавный момент! – сквозь смех пробормотал он. – Боже милостивый, как же я это люблю!

Илона окончательно опешила.

– Что забавно? И что вы любите? Штрафы?!

Он только рукой махнул и рассмеялся еще пуще. Это называется «второе дыхание». Или третье, поди за ним сосчитай.

Наконец, немного успокоившись, объяснил:

– Не штрафы, конечно нет. Больше всего на свете я люблю объяснять своим сновидениям, что они мне просто снятся. Все сразу так удивляются! И смотрят на меня как на полного придурка. Но сниться при этом не перестают, вот что замечательно. Сами снятся и сами же спорят. Потрясающе. Обожаю!

– Так, стоп, – строго сказала Илона. – Что значит – «просто снятся»? Это плохая шутка. Совершенно не смешно! Лично я никому не снюсь. И сама не сплю. А как приличный человек шляюсь среди ночи по питейным заведениям. То есть, уже, можно сказать, среди утра. Но все равно! Я не снюсь. Я есть.

– Все так говорят, – Вася-Сэм улыбался до ушей. И рожа у него была такая самодовольная, что почти перестала казаться красивым лицом.

Но плохо даже не это. А то, что его самодовольство выглядело чрезвычайно убедительно. Так что она сама внезапно усомнилась: полноте, да была ли я еще час назад? Память о себе, как понимаем мы, вообще ни фига не доказательство, это вам скажет любой мало-мальски начитанный любитель фантастики. Или эзотерических брошюр.

То ли кайпиринья ударила ей в голову, то ли ужасная перспектива оказаться чужим сном лишила разума, но Илона совершила самый дикий поступок в своей жизни. Сказала:

– Ну уж нет. Сейчас я вам докажу, что я есть.

Перегнулась через барную стойку и цапнула этого красавчика. Зубами. За руку. Изо всех сил. Правда не до крови, все-таки зубы у человека не очень острые. И металлокерамические коронки – примерно такое же фуфло.

Но красавчику Васе-Сэму хватило. По крайней мере, он натурально взвыл, выдрал руку, отскочил и исчез. Вернее, вообще все исчезло – барная стойка, бутылки, зеленоватый свет, белые стены, низкий потолок, спящий очкарик за дальним столом. А Илона осталась. Хорошая новость. Говорила же ему: я есть!

Ну и вот.

Она стояла посреди совершенно пустой улицы Бенедиктину, сжимала в руках стакан с остатками кайпириньи и не знала, плакать ей, смеяться, или сразу заорать от ужаса – просто из уважения к жанру. Но вместо этого залпом допила коктейль и пошла в сторону дома. Варить кофе, приводить себя в порядок и выдвигаться на вокзал. Поскольку ни поезд, ни проводника, ни документы никто не отменял. И хорошо, пусть. Невысокая на самом деле плата за счастье быть.

Уже дома поняла, что принесла с собой этот чертов стакан. Вымыла его и поставила на полку. Пусть будет. Все-таки память о приключении, вспоминая которое, можно бесконечно спрашивать себя: «Что это было вообще?» – и не находить ответа. Отличный способ скоротать долгие зимние вечера, которые сейчас кажутся чем-то невозможным, но это совершенно не помешает им наступить, когда придет срок.

На вокзал пошла через Бенедиктину, благо это было по дороге. Смотрела по сторонам очень внимательно, но это оказалось ни к чему. Ни баров, ни кафе тут не было – вообще никаких. Что, кстати, довольно странно: все-таки самый центр города, главный проспект буквально в двух шагах. Где еще, казалось бы, спаивать народ. Но – ничего. Ладно, тем проще не перепутать. Нет, и нет. Все предельно ясно.