Линор Горалик: Валерий

Когда мама пришла, моя голова болела еще хуже. Мама дала мне таблетку и сказала, что это может быть все-таки сотрясение, и чтобы я пошел и лег. Я пошел и лег, но сначала полез под кровать и убедился, что чудище спокойно спит. Но тут мама начала пылесосить в другой комнате, и я испугался, что от шума оно начнет скулить, и вместо этого сам начал стонать и делать вид, что у меня ужасно сильно болит голова, гораздо сильнее, чем на самом деле. Мне было очень стыдно, потому что мама разволновалась и даже хотела позвонить доктору Расину, который мой доктор вообще, но я быстро сказал, что голова уже проходит, пусть она только не пылесосит. Соврать маме – это две красных карточки. Я понял, сколько я еще натерплюсь от чудища, и очень испугался. Пока мой кот не попал под машину и не погиб, я брал себе красные карточки и за его плохое поведение, и за свое. У меня всегда получалось очень много красных карточек, но я любил кота и просто плохо его воспитывал, так что все было справедливо. Но тут было совсем другое дело: я не любил чудище, мне было его просто жалко, и карточки я брал не за его плохое поведение, а за свое. Из-за чудища я сам становился плохим: врал маме, не сделал сегодня лечебную гимнастику и не помогал убирать. К тому же я сегодня ничего не ел, кроме завтрака, потому что отдал свои бутерброды чудищу, а поужинать не смог – так у меня болела голова. Поэтому я еще и очень хотел есть. И я постоянно психовал, это было хуже всего. Я уже просто с ума сходил.

Когда мама клала меня спать, она спросила, болит ли у меня голова, и я соврал, что нет. Мама хотела дать мне конфету, но я сказал, что мне нельзя из-за карточек. Как только мама ушла, я полез под кровать и вытащил чудище. Я решил, что должен разбудить его и выставить его прочь. Чудище все еще выглядело довольно плохо. Ранки у него явно заживали хуже, чем мой лоб, и оно все еще казалось очень оголодавшим. Как только я вытащил чудище из-под кровати, оно начало скулить. В уголке рта у него блестела слюна. Я уже знал, что это оно просит есть, но решил, что от голода оно даже быстрее проснется. Я стал трясти чудище, но оно только ныло, потому что я наверняка делал ему больно, хоть я и старался не делать больно. Тогда я стал дуть ему в уши. Чудище стало быстро дергать ушами, но не проснулось, только жалобно скулило, потому что я мешал ему спать. Я мог бы закричать на чудище или начать громко хлопать (я очень громко хлопаю, когда радуюсь, потому что я очень сильный и у меня очень большие руки), или стучать чем-нибудь об стол. Но на самом деле я ничего этого не мог делать, потому что тогда проснулась бы мама. Я ничего не мог поделать, и это невыносимо меня бесило. Я запихнул чудище обратно под кровать и лег. Мне так хотелось есть, что аж тошнило. Я еле заснул, но мне все время снилось, что чудище у меня под кроватью издохло от голода. Я просыпался и пытался встать и пойти на кухню, чтобы принести ему молока или хлеба, но все не мог до конца проснуться, так я устал.

Утром я еле выпроводил маму из комнаты, сказав, что мне очень надо в туалет. Я хотел удержаться и не доесть свой омлет, чтобы потом, когда мама уйдет, вынуть остаток из мусорного ведра и отдать чудищу, но не удержался и съел все. Поэтому мне пришлось после маминого ухода скормить ему свои бутерброды с хорошим сыром, который нам принес дядя Витя к моему дню рождения. Больше в холодильнике ничего такого не было. Я полез под кровать и вынул чудище. Я немножко его потряс в надежде, что оно проснется, но оно не проснулось, только жалобно застонало от боли. Тогда я по кускам скормил чудищу хороший сыр, вытер ему лицо и задвинул его обратно под кровать. Мне показалось, что оно тяжело глотает, как Алик, когда он забывает запивать еду. Я принес из кухни стакан воды, вынул чудище и налил ему немножко воды в рот. Оно явно обрадовалось, и я потихоньку вылил ему в рот весь стакан, но при этом сильно облился. Я задвинул чудище обратно под кровать. От постоянных лазаний под кровать у меня очень болела спина, и вообще я чувствовал себя ужасно. Я хотел лечь на диван и подумать, как же мне быть, но не смог подумать, потому что заснул. Я был очень уставший.

Проснулся я так сильно, как будто на меня кто-то заорал. Я сел на диване, весь в поту. Я испугался, что пока я спал, пришла мама и нашла чудище, или что оно проснулось, выбралось из окна и попало под машину, как мой кот. Я заставил себя прислушаться и услышал ужасные звуки из моей комнаты. Я бросился туда. У чудища все лицо было в слюнях, оно хрипело и дергалось, я видел его большие желтые клыки, потому что оно очень широко раскрывало рот. Я стал его трясти, но оно хрипело еще сильнее. Я очень испугался. Мы с мамой смотрим сериал про врачей, и я знал, что когда кто-то так хрипит и дергается, он умрет, если срочно не прибегут врачи. Я даже забегал по комнате и закричал: «Врачи! Врачи!» – и захлопал в ладоши (я хлопаю в ладоши, когда очень нервничаю, ничего не могу с этим поделать). Но потом я заставил себя три раза вдохнуть и выдохнуть. Я сел на пол рядом с чудищем, у меня руки тряслись, я не знал, что делать. И вдруг я увидел маленький кусочек хорошего сыра возле самого лица чудища. Он был какой-то мокрый. Тогда я понял, что обронил кусок сыра, когда кормил чудище. Во сне чудище съело этот кусок и подавилось. Часть сыра вышла обратно, а часть нет. Тогда я залез чудищу в рот пальцами, вытащил кусок сыра и вытер пальцы об футболку. Чудище еще немножко похрипело, а потом стало нормально дышать. Тогда я не выдержал, лег на пол и заплакал. Я знал, что мама выкинет чудище, но я уже и сам хотел выкинуть чудище, я уже больше не мог. Если бы я не был хорошим человеком, я бы выкинул чудище прямо сейчас.