Олег Северюхин - Кольцо приключений. Книга 3. Кольцо России

– Да как вы смеете святотатствовать? Как вы говорите о русском дворянстве, покрывшем себя славою на полях сражений и в развитии наук разных. А сами-то вы дворянин? – закричал Столыпин.

– Дед мой из крестьян, отец из рабочих, – сказал я, – а сам я учитель истории, окончил университет и сейчас я пытаюсь помочь вам, но встречаю такое сопротивление от людей, обреченных на революционное уничтожение, что мне кажется, что вы все с революционерами заодно. Ретроградство губит не только науку и искусство, ретроградство губит государства.

– Хорошо, давайте говорить по-деловому, – предложил Столыпин. – Какова моя судьба?

– Незавидная, – ответил я, – царское равнодушие погубит вас, а затем царская семья погубит и себя, ввязавшись в ненужную России войну и приютив на своей спине Григория Распутина.

– Насколько оправдано ваше предположение о том, что на мою семью на Аптекарском острове будет произведено покушение, – спросил Столыпин.

– Я это знаю точно. Главное, не вспугнуть их. Тогда они изменят планы и это еще опаснее, – сказал я.

Хорошо, я приму меры, но мое предложение о том, чтобы вы были миом личным советником остается в силе, – сказал премьер, – а сейчас идите, вас ждет другой Распутин.

Встреча с Григорием Распутиным проходила в отдельном кабинете ресторана. Он всегда выбирал рестораны кафе-шантанного типа с кордебалетом или с цыганами.

– Эх, друг ты мой разлюбезный, садись вот сюда, самое лучшее место для тебя приготовил, – суетился Распутин, усаживая меня, – эй, человек, налей-ка гостю лучшего вина.

Половой, а по-современному, официант неслышно появился и взялся за блестящее горлышко бутылки шампанского, торчащей из серебряного ведра со льдом. Рукой я остановил его и показал пальцем на графинчик с водкой, которая тоже стояла на льду, потому что графинчик стоял запотевшим и «пускал слезу». Для закуски я положил себе в тарелочку грибки соленые, грузди с лучком и кусочек сочной буженины.

– Ну что, со свиданьицем Распутиных, – захохотал Григорий и поднял свой бокал с неизменной мадерой. – Дай Бог, чтобы не последняя была.

Мы выпили и принялись степенно закусывать, но Григорию не терпелось сразу приступить к делу:

– Отец Петр, помогай давай, мы с тобой и Богу служим, и императору с императрицей…

– Положим, служишь ты, – остановил я его, – а я тут сбоку припеку. Императрица готова довериться первому встречному, а человеку грамотному и с рекомендациями доверия нет.

– Дак ведь и я тоже не без рекомендаций царице был представлен и отрекомендован высокопоставленными лицами так, что в советники, почитай, главные, выхожу, – не удержался от хвастовства Григорий.

– Вот и советуй ей, а чего ты от меня хочешь? – спросил я.

– Так вот вы все грамотные, учитесь наукам вашим, а как кто неученый к вам за помощью обращается, так вы от тех и нос воротите, – обиделся Григорий.

– Ты вот грамотных в уважение не ставишь, а сам не знаешь, чего ты хочешь, – отпарировал я. – Если чего-то хочешь конкретно, то скажи сразу, а если сказать не можешь, то посиди и подумай, а я еще рюмочку анисовой под осетринку пропущу. И смотри ведь водка какая – ну чистая слеза, и горечь дает быстро проходящую, после того как хлебушка ржаного понюхаешь и как вкус рыбки оттеняет…

– Ладно, давай еще выпьем, – согласился Григорий, – трезвый язык как костяной, а по пьянке человек складно говорить начинает и все, что на душе есть, так и выскажет. А по мне так вино сладкое лучше. Водок-то всяких я свою бочку выпил, пора и меру знать.

Мы, молча, выпили и закусили. Потом еще налили и закусили. Григорий мужик крепкий, но хмель всегда приходит быстро, создавая эйфорию, а потом проходит, переводя эйфорию в состояние сверхкритичности, когда с человеком говорить совершенно невозможно.

– Ладно, скажу тебе прямо, – снова начал Григорий, – цесаревича лечить надо, а я не лекарь. От баб все пошло. Начали говорить, что в постели со мной они Бога видят и что сходит на них благодать Божья. А я, когда их пользую, ничего окромя тела ихнего не вижу. А раз им нравится, то я не дурак убеждать их в обратном. Ох, и доставалось мне за баб. И кольями били, и в воде топили. Выжил и даже сильнее стал. Доктора меня разные осматривали. Говорят, что мужик, который недалеко от обезьяны ушел, женскому полу нравится больше, чем красавцы всякие писаные. Хуаны Казановы тоже не красавцы были, а силу над женщинами имели немеряную. А почему? Да потому что охнуть им не давали, сразу за причинное место и в постель…