Олег Северюхин - Кольцо приключений. Книга 4. Кольцо 2050 года

Ольге я еще раньше сказал, чтобы она меньше говорила о чем-то, а согласно кивала, изображая человека много понимающего и согласного с мнением собеседника. Для историка это самое важное качество. Ему не нужно спорить, доказывая свое мнение или свою правоту. Очень редки случаи того, что в спорах рождается истина. В спорах, как правило, рождается злоба и ненависть к тому, кто оказался правым.

Чиновник оказался настоящий златоуст. Он, не переставая сыпал дифирамбы Ольге, извиняясь передо мной, что он в таком восторге от моей спутницы, что если бы у него были крылья, то он как Аполлон взмыл бы в облака, чтобы на весь мир воспеть такую прекрасную женщину. Он нам прочитал и записал в подаренный Ольге блокнотик стихотворение, вероятно, собственного сочинения с трагедиями, слезами и вечной любовью. Над этими чувствами вообще грешно смеяться, поэтому я предлагаю читателю самому оценить качество стихов.

Мне тоже кажется, что любой образованный человек может сочинять стихи по любому поводу, тем более, когда его переполняют чувства и эти чувства могут быть доверены только бумаге, а ночь и свет придают совершенно иной окрас стихотворным произведениям.

Как и все лирики, чиновник был не чужд политике и довольно подробно изложил светскую хронику последних дней, кто, где и с кем встречался, что было надето на дамах, и какую колкость в отношении немцев сказал обладатель белых усов Жорж Клемансо, только что возглавивший военный кабинет в созданном им правительстве.

– Этот человек приведет весь мир к миру, – каламбурил чиновник, – миру нужен мир. Наша армия сильна как никогда. Расцвет демократии освободил дремавшие силы русского народа на победу над тевтонами, которые были биты еще Александром Невским и будут побиты чудо-богатырями России, которые со дня на день наденут новую военную форму, делающую из них былинных богатырей.

– Извините, мадам, – сказал он, галантно поклонившись Ольге, – пойду, перекурю, вредная привычка, понимаете ли, господа, есть желающие составить компанию?

Мы отрицательно кивнули головами. Только он вышел, капитан сказал устало:

– Вот такие люди и приведут Россию к революции, к хаосу и трагедии братоубийства. Никто не хочет воевать. Война затянулась и конца ей пока не предвидится. Власть не способна управлять народом теми либеральными методами, какими она пользуется. В любой воюющей стране более жесткие законы, карающие за воровство и преступления перед воюющей страной. Россию разворовали. Армию разложили социал-демократические агитаторы, которые содержатся на немецкие деньги. Немецкие офицеры не препятствуют братаниям окопников. Это немецкие-то офицеры, для которых Ordnung uber alles. Все проводится под непосредственным руководством высшего военного командования. Военная юстиция молчит. У нашего командования связаны руки. Идет массовое неподчинение солдат. Царь-император взялся войной командовать, а война – это не плац-парады в Царском селе. Царица – немка. Распутина, слава те Господи, пришибли умные люди. А ведь запоздали они со всем этим. Эх, горько смотреть, как рушится наша Россия. Не составите компанию выпить по случаю знакомства поближе. Штабс-капитан Бестужев, Юрий Николаевич, нет-нет, к декабристам Бестужевым отношения не имею ни с какого бока, просто однофамилец.

Проводник сделал заказ в ресторан и нам был накрыт стол так, что мы совершенно не почувствовали, что в России идет война, что где-то проблемы со снабжением, а император требовал ввести сухой закон.

Поезд прибывал на Казанский вокзал. На выходе из вагона нас встретила разношерстная и восторженная толпа:

– Да здравствует революция! Царь отрекся от престола! Война до победного конца! Да здравствует Свобода!

Подбежавшая стайка гимназистов нацепила нам с Ольгой красные банты и поздравила с обретением свободы, с революцией.

– Вот, посмотри на них, – сказал я Ольге, – это эйфория от революции и неправильного понимания свободы как возможности делать все, что запрещено в нормальном обществе и строго наказуемо.

Наряду с прогрессивными силами активизируется и растет криминалитет, вылезший из подворотен и подвалов и воспринявший революцию как право безнаказанно грабить граждан государства под предлогом борьбы с прогнившим режимом и экспроприацией эксплуататоров. То есть, если ты одет в приличную одежду, то ты уже экспроприатор. Наверх выплывает всякая пена, которая становится прокурорами, судьями, тюремщиками, палачами.