Игорь Соколов - Фея

Когда он увидел ее впервые, он тут же подумал: О, Боже, и почему она мой врач?! Как ни странно, именно ее красота, мягкий голос всезнающего профессионала позволили ему безошибочно вести себя именно так, как ведет себя настоящий псих-одиночка.

Больница лишь для немногих их прибежище… Таких здоровых психов, как он, много по стране, но не у всех такие врачи, которые «спасают» их и дают знаки приближения – сближения с собою.

Для всех остальных твой диагноз остается неизвестным, а поэтому пугающим началом. Всех, кто пугает так или иначе, это общество запирает в эту душеспасительную, а быть может, даже душегубительную, обитель.

– Ты рисуй их с двумя или тремя головами, – посоветовала она, когда впервые увидела рисунок.

Повешенный – это был он сам, он запер себя в эту больницу по собственной воле.

– Все-таки эти рисунки мне надо показывать и другим психиатрам, объяснила она его удивленному взгляду.

Постепенно его катастрофичность пошла на убыль… У них появились условные знаки, с помощью которых они даже при находившемся персонале умели объясняться друг другу в любви…

По ночам, когда она дежурила, все санитары спали как убитые, сраженные наповал клофелином, который она добавляла им в вино, то в разбавленный спирт…

Именно в такие ночи он овладевал ее безумным телом и стонал от внезапных ощущений как от непрошеной боли… И все-таки он был ребенком.

Вчерашний школьник, он смотрел на нее во все глаза, уже нисколько не пугаясь скрыть своей жадной страсти.

– Девство как детство, – сказала она ему в ночных сумерках палаты… Сквозь тонкие двери до них доносился приглушенный храп санитаров.

«Эти скоты даже во сне не могут быть сами собой»,.. – заметил полушепотом он и снова приник к ее телу… Потом наступил обрыв…

Я не смог писать этой вещи. Во мне что-то навсегда было потеряно.

– Чувственность, – сказал Иоанн Златоуст, – есть бездна, в которой потонуло и погибло великое множество душ.

Одной из этих душ был я сам.

Мне было страшно коверкать чью-то жизнь, пусть даже выдуманную мной, потому что я чувствовал на себе взгляд Вечного…

Рассказ о воскресшем Иисусе Христе – красивая, но вечная сказка, ведь душа улетает, а тело растворяется прахом в земле…

Однако как сильно мы верим в эту сказку, потому что она связана со множеством тайн и загадок не только одного еврейского народа, наделенного магической силой рассказывания.

Кстати, она была еврейкой, он – русским. Она была уже зрелой, опытной искушенной во всем еврейкой, а он был юный и простодушный русский мальчик. Что это меняет в моем романе?! Ничего!

Однако я ищу смысловые знаки и ударения, с помощью которых смог бы обрисовать всю трагичность этой истории.

Ибо эта несчастная еврейка все же была случайно выслежена своими коллегами, которые, боясь за профессиональную честь своего учреждения, срочно собрали консилиум и поставили мальчику суровый, хотя по-своему и справедливый диагноз – симуляция!

Ему осталось спать в больнице всего одну ночь.

Этой же ночью она помогла ему бежать из больницы, но уже утром она была снова на своем рабочем месте.

Она рассталась с ним без всяких колебаний, а это была та самая трагедия, ибо их расставание обнаруживало отсутствие любви и прежде всего в ней.

Ибо мальчик по молодости и по своему чувству страдал и плакал, когда целовал ее на прощание.

Вынужденный скрываться от уголовного преследования за уклонение от призыва в армию, а также часто страдая и думая о ней, прячась у каких-то своих дальних родственников, он выбросился из окна 5-ого этажа вниз головой на асфальт и разбился. Таков был финал, но к нему я шел долго.

И еще, даже несмотря на всю трагичность воображаемой мною судьбы, во всем скрывается определенная надежда, может, поэтому она приходит на его могилу и рыдает, осужденная презрительными и гневными взглядами его родни.

Она плачет, не обращая на них внимания, ибо ее горе обнажило ее любовь до самого сердца, до самого предела, а впереди осталась одна только надежда на встречу в ином… И она верила в это…

В связи с этим я привожу слова «Ибн– (Авиценны) из его «Книги о душе»: «Человек обладает против страха надеждой, в то время как другие живые существа связаны только с данным моментом, и то, что удалено от данного момента, для них не существует».