Жасмин Варга: Мое сердце и другие черные дыры

Мистер Франклин обнимает ее и, увидев меня, прижимает жену к себе еще сильнее.

– Входи. – Его голос не столь эмоциональный, но и в нем я не чувствую холода.

Роман смотрит на меня, не говоря ни слова. Может быть, у меня разыгралось воображение, но готова поклясться: в его глазах оживление. Вокруг них все еще видны синяки, но уже не такие пугающие, как в пятницу.

– Я вообще-то проголодалась, а ты? – спрашивает миссис Франклин мужа.

Секунду он недоуменно смотрит на нее, но быстро понимает намек:

– О да, ужасно!

Мама Романа поворачивается ко мне:

– Деточка, не присмотришь за Романом пару минут, пока мы сбегаем перекусить?

– Нет проблем! – Я улыбаюсь ей, давая понять, что ценю ее доброту и благодарю за разрешение видеться с Романом, за то, что включила меня в список допущенных посетителей, за то, что считает меня членом семьи.

Поцеловав сына в лоб, миссис Франклин уводит мужа из палаты, а я сажусь на стул рядом с кроватью.

– Мне надо быть на ее могиле. – Говорить Роману еще тяжело, но голос уже сильнее, чем два дня назад. – Сегодня как никогда я должен быть там.

– Она и без этого знает, что ты помнишь о ней.

– Ты действительно в это веришь?

Я киваю:

– Да. Может, физически ее тут и нет, но она все равно здесь. И хочет видеть тебя счастливым, я знаю.

Он несколько мгновений молчит, неподвижно лежа под одеялом, натянутым до подбородка. Мы молча глядим друг на друга, пока он не решается:

– Когда я выйду отсюда, ты пойдешь со мной?

– На ее могилу?

Его губы беззвучно дергаются, но я понимаю, что это «да».

– Я пойду с тобой куда угодно. – У меня горит лицо: я не привыкла говорить такие вещи, но от улыбки, медленно расцветающей на его лице, все мое смущение улетучивается. – Видишь, я все так же изрекаю ужасные пошлости.

Он сипло смеется.

– И кстати. – Я достаю из сумки книгу о пляжах Северной Каролины и кладу ему на поднос с едой, чтобы он мог увидеть. – Я тут подумала: может быть, когда ты поправишься, съездим туда?

При взгляде на книгу его глаза загораются, превращаются из грязно-зеленых в темно-золотые.

– К океану, – добавляю я.

Ничего не отвечая, он берет книгу и листает, пытаясь делать вид, что нисколько не заинтересовался. Но я-то вижу, что на некоторых страницах он задерживается.

Наконец он спрашивает:

– Зачем?

– Что зачем?

– Зачем ты так стараешься, если знаешь, что я безнадежно сломан?

Пожимая плечами, я иду к столику, где его мама положила книги и альбом. Взяв его, возвращаюсь на стул и перелистываю страницы.

– Зачем? – повторяет он.

Я просматриваю наброски и потом заставляю себя поднять глаза на него:

– Потому что любовь к тебе спасла меня. Помогла мне увидеть себя иначе, увидеть иначе весь мир. Теперь я – твой должник.

Он не успевает ответить – в дверь стучат.

– Можно? – раздается профессионально строгий голос.

Дверь открывается, и на пороге показывается женщина не в халате или больничной униформе, а в черных брюках и белой блузке.

– Ты, должно быть, Айзел. Привет, Роман, как себя чувствуешь сегодня?

Роман молча глядит на нее.

Она легонько берет меня под локоть.

– Не подождешь нас в коридоре?

Кивнув, я выхожу из комнаты, аккуратно прикрыв за собой дверь. Меряя шагами коридор, пытаюсь представить себе их «общение»: каменное лицо Романа и врача, которая из кожи вон лезет, чтобы вытянуть из него ответы.

Я делаю уже двадцать третий разворот, когда женщина наконец показывается из-за двери, смахивая прядку волос со лба.

– Меня зовут доктор Стэд. – Она протягивает руку, я вяло пожимаю ее.

– Айзел, как вы уже знаете. Вы работаете с Романом?

– Да, – кивает она.

Хорошо.

– Надеюсь, вы сможете – как это называется? – установить с ним контакт.

Не улыбаясь, она каким-то образом умудряется выглядеть дружелюбно. Интересно, их этому в медицинских колледжах учат?

– Сделаю все, что в моих силах. А в моих силах многое. – Доктор Стэд достает из кармана маленькую визитку на мягкой бумаге и протягивает ее мне. Я пробегаю пальцами по выпуклому тексту.

– Если захочешь поговорить или если что-то понадобится, звони мне.

Взгляд светлых глаз спокойный и теплый. Интересно, знает ли она о Крествилль-Пойнте, о нашем соглашении? Что Роман рассказал ей про нас?

– Спасибо, – тихо отвечаю я, убирая карточку в карман. Женщина уходит, звонко цокая каблучками.

Вернувшись к Роману, я натыкаюсь на его холодный взгляд.

– Что?

– Ты что, серьезно считаешь, будто я должен с ней разговаривать?