Франсуаза Шандернагор - Селена, дочь Клеопатры

В конце концов Цезарион сдался и положил три кости из зеленого камня в стакан, но вдруг, словно охваченный вдохновением, начал трясти его и делал это так долго, будто собирался бросить кости. Ага, на этот раз у него получилось привлечь внимание! Малыши обожали этот шум, они радостно вскрикнули и попросили его еще погреметь, и он снова стал трясти кости. «Еще! Еще!» Внезапно Александр в крайнем возбуждении бросился к старшему брату и попытался вырвать у него стакан. Он тоже хотел попробовать: «И я! И я!» Но Цезарион мгновенно выхватил стакан и стукнул его по пальцам:

– Не воображай, что когда-нибудь я позволю тебе что-нибудь у меня украсть!

И чтобы досадить юному захватчику, он протянул кости сестре. Девочка замерла в нерешительности. Тогда Цезарион стал настаивать:

– Бери же! Я дарю их тебе. Возьми, Клеопатра.

Впервые ее назвали этим именем, и она даже не была уверена, что обращались именно к ней.

– Клеопатра, теперь эти кости принадлежат тебе. Поверь, они очень красивы, и стакан тоже: он сделан из редкого дерева – мавретанской туи… Знаешь ли ты, где находится Мавретания [15]?

Она оглянулась вокруг, как будто Мавретания могла спрятаться за колоннами. Затем покачала головой.

– Я расскажу тебе о многих странах: об Африке, Италии, Германии… Ты будешь помнить, что этот стакан привезен издалека? Дальше, чем река Нил?.. Хорошенько его береги, это мой подарок.

Взволнованная, она взяла стакан двумя руками и неловко засунула его за пояс платья. Она чувствовала смущение, смешанное с восторгом, от этого неожиданно приобретенного тройного богатства: стакана, Мавретании и «Клеопатры».

До сегодняшнего дня она думала, что у нее не было другого имени, кроме маленькой куропатки или медовой голубки, когда она была послушной, и дрянного шакала , когда она вела себя плохо. Ведь из-за того, что ее звали так же, как Царицу, нянечки никогда не решались сказать ей: «А ну-ка, Клеопатра, подойди ко мне, сейчас я задам тебе трепку!» Они предпочитали не называть ее и принцессой, поэтому обходились многочисленными названиями птиц или сюсюканьями – целым собранием имен всевозможных животных, среди которых был даже крокодил… Сам Цезарион ее так называл.

Но когда его не было, когда он надолго уезжал в Мемфис, куда мать отправляла его учиться египетскому диалекту у местных жителей и поклоняться богам с бычьими головами, когда Цезарион не жил в Синем дворце Царского квартала, – она снова становилась маленькой принцессой без отца, без матери и без имени. Ящерицей на камнях, облаком на пасмурном небе.

Обстановка изменилась: детям по три с половиной года, их вещи упакованы, потому что Царица вместе с ними отбывала в Сирию.

Наступил переломный момент в жизни маленькой девочки, ведь это путешествие отлучит ее от груди кормилицы, от синевы мозаики и позолоченного неба и подарит то, чего ей так не хватало: непохожесть на других, а также боль, которую не почувствует ее брат-близнец, и привилегии, которые он с ней не разделит. Она внезапно ощутит свою неповторимость, поверит в собственную исключительность, она будет становиться и в конце концов станет Селеной. Ей предстояло настоящее рождение.

Но в тот момент, находясь на палубе корабля, она по-прежнему была только безымянной личинкой, зародышем маленькой девочки, едва вышедшей из пеленок, свернувшимся клубочком страдающим телом, которое плакало, кашляло, шмыгало носом, требовало Сиприс и чувствовало тошноту. Как только царские галеры достигли берегов Иудеи, ей стало холодно: постоянно шел дождь, пронизывающий насквозь ледяной дождь. Вопреки обыкновению, Царица с детьми села на корабль в самый разгар зимы. Обычно с октября по март суда стояли в порту: жители Средиземноморья, опасаясь неистовых штормов, объявляли о прекращении навигации в неблагоприятный сезон и снова торжественно «открывали» море с первыми погожими днями. Но Клеопатра хорошо переносила качку, потому что часто и помногу путешествовала, да к тому же ничего не боялась. Разумеется, она не была безрассудной, однако необходимость постоянно торопиться и делать сотни дел, как Цезарь, привела к тому, что Царица стала фаталисткой. Неужели после четырех лет молчания и забвения Марк Антоний вызвал ее к себе? Бросая вызов волнам, ветру и богам, она отправилась к нему, ведь от этого зависела судьба ее царства.

Потому что Египет был легкой добычей. Богатый и древний, но обескровленный, он утратил присоединенные греческими царями колонии, перестав быть могучей империей; даже Кипр совсем недавно ускользнул от него. Слабая и ненадежная армия не смогла противостоять тому, что страна снова обрела свои первоначальные границы и оказалась зажатой между долиной Нила и портом Александрии. У международной политики имелись свои правила, похожие на законы джунглей: любое государство, не способное завоевать другое государство, было приговорено к растерзанию. Щедрый и мирный Египет был обречен, римляне могли проглотить его одним махом. И давно проглотили бы, если бы не противостояние внутри Империи: Цезарь против Помпея, затем Антоний и Октавиан против убийц Цезаря и вскоре – это уже почти происходило – Антоний против Октавиана…