Том Кокс - Хвостатые беседы. Приключения в кошачьих владениях и за их пределами

Во рту у меня пересохло, и после недолгих колебаний я тихонько побрел вниз за водой. Я отошел подальше от окна, чтобы не потревожить голубков, но, уже отворачиваясь от раковины, заметил в зеркале отражение Саймона. Он влюбленно и нежно тянул вперед руку. На конце руки я думал увидеть Керри, однако там был кусок сосиски от вчерашнего барбекю. А на конце сосиски находился черно-белый кот роскошной пушистости.

– Доброе утро. – Я открыл заднюю дверь.

– Ой… э-э… доброе.

Вид у Саймона был такой виноватый, словно я застал его за нанесением на стену надписи: «Гольф – дерьмо».

– Я думал, ты их не любишь, – сказал я.

– Не то чтобы не люблю. Я, пожалуй, преувеличил. Я к ним просто равнодушен. Но вот приветствовать их мне нравится. Эту я зову Принцессой.

– Ты даешь им клички?

– Ага. Вон там – Генерал. – На заборе позади Саймонова дома сидел черный короткошерстный кот и флегматично за нами наблюдал. – Есть еще Вискерс, но она вечно где-то бродит.

Мужчины часто заявляют, будто котов терпеть не могут. Однако если прижать этих самых мужчин к стенке, то многие, как ни удивительно, признают, что «ничего против котов не имеют». Неприязнь к кошкам – это как фасад настоящего мужчины. Наподобие инструментов, которые выкладываешь в гараже на видном месте, а сам не используешь. Похоже, Саймона тоже можно записать в ряды таких конспираторов. Я обрадовался. Не только потому, что увидел близкого друга с незнакомой, неожиданно мягкой стороны, но и потому, что в предыдущие сутки испытал неизведанное чувство одиночества – как кошатник. Я вновь и вновь рассказывал друзьям Саймона, что держу шестерых котов, а в ответ получал недоумение.

– Понятно. Шерсти, наверное, море? – слышал я.

Друзья щурили взгляд, и я явственно ощущал, как превращаюсь в их глазах в семидесятичетырехлетнего вдовца. Местные власти воюют с его привычкой тянуть все в дом и с загадочным резким запахом, идущим от сарая с хламом.

На этой вечеринке присутствовали люди, чрезвычайно равнодушные к котам. Так уж вышло: потому что Саймон – собачник, да и просто по чистой случайности. Неудивительно, что в их кругу я чувствовал себя одиноко. Однако все было куда серьезнее: начинало меняться мое отношение к жизни с котами в целом, и чувство одиночества было лишь частью трансформации.

Прошло два месяца моей холостой жизни, и я обнаружил, что в ней есть свои плюсы. Теперь я принадлежал сам себе и делал все по-своему. Я напропалую использовал преимущества нового положения: отбросив сомнения, иногда швырял на пол в ванной мокрое полотенце и не поднимал его целых четыре минуты. Впрочем, многое вызывало у меня растерянность. Я жил один и раньше, но это было так давно, что опираться на тот опыт я не мог. «Как я хочу провести сегодня день?» – спрашивал я себя в выходной. Выбирая телепрограмму или одежду в магазине, я ловил себя на мысли: «Не припомню, нравится мне это или нет?» Готового ответа я не находил. К тому же в предыдущей холостяцкой жизни у меня не было шестерых котов.

Я часто шутил о том, что завести котов – значит ступить на скользкую дорожку: рано или поздно начнешь говорить только о своих питомцах, перестанешь чувствовать противный кошачий запах, которым пропах весь дом… Однако я никогда не верил по-настоящему в то, что могу превратиться в сумасшедшего кошатника, или в то, что держать котов – мое главное увлечение в жизни. Если б я не встретил Ди – или другую женщину, которая любила бы котов не меньше Ди, – я бы никогда не завел целых шесть мурлык. Они были плодом нашей связи, а связь эта обеспечивала мне своего рода социальную изоляцию. Однако держать шестерых котиков самому – неважно, мужчина ты или женщина, – совсем не то же самое, что держать шестерых котиков вместе с супругом. Своей любви к мурлыкам я не стыдился, да и Ди обещала скоро забрать у меня парочку котов. Однако факт оставался фактом: исчезновение одного элемента резко превратило мой домашний уклад из вполне нормального в довольно странный.

После разрыва с Ди многие мои приятельницы говорили, будто наличие кучи котов характеризует меня как «потенциально надежного кавалера». Впрочем, котов эти женщины любили, а мне сочувствовали: ведь они были моими друзьями и знали, как тяжело я переживаю развод. Приятельницы считали, что коты свидетельствуют о моей «повышенной чувствительности». Однако я понимал: найдутся и такие женщины (пусть даже любящие мурлык), у которых холостяк с шестью котами вызовет сомнения. Почему полдюжины – или даже четыре штуки, как будет вскоре, – а не один? Если копнуть глубже, то что именно «символизируют» коты? Может, я не люблю людей, раз у меня столько животных?