Как бы я ни любил Алана и Вэл – а я их очень люблю, – иногда у меня возникает такое ощущение, что они тоже не слыхали про рогатки и сигареты. И до сих пор считают, что секс… ну и так далее.
В противоположном конце бассейна Вэл сползла с матраса, схватила одну из длинных надувных макаронин и дубасит Алана по голове, он в ответ брызгается, и они по-летнему беззаботно хохочут.
Я закрываю глаза и ныряю, полностью отдаваясь воде, и там, в ее блаженном покое, воображаю диаграмму собственного сердца.
В тех областях, которые раньше занимали самые важные для меня люди, теперь поселились «Мой год» Милы Генри, исчезающая женщина, пропавшая фотография и старик Зоб. Сам не знаю, как и почему так вышло.
Я называю их своими странными увлечениями [1] Strange fascinations – фраза из песни «Changes» Дэвида Боуи. – Здесь и далее примеч. пер.
.
3. некоторые мысли об Айвертоне, о доме и дороге по дороге домой через Айвертон
Айвертон, штат Иллинойс, – воплощение живущей в нем молодежи: ей выдали ключи, кредитку и разрешили болтаться допоздна, и теперь она думает, что свое говно не пахнет. Окраины города застроены безвкусными кирпичными домиками, каждый из которых выглядит клоном соседнего, подъездные дорожки и гаражи ломятся от сияющих внедорожников, газоны раздражают взгляд своей неестественной зеленью, а деревья растут подозрительно симметрично.
– Знаешь, насколько Айвертон белый? – спрашивает порой Алан.
– Насколько? – отвечаю я.
– Настолько, что снега не видно.
Мать Алана и Вэл родом из Сан-Хуана, Пуэрто-Рико, а у их отца голландские корни. («Роса всегда первые», – только и говорит миссис Роса-Хаас, когда кто-нибудь спрашивает об их двойной фамилии. Судя по всему, исключительно на таком условии она согласилась выйти за мистера Роса-Хааса.) В городках вроде Айвертона наполовину пуэрториканцам живется непросто: одни считают Алана и Вэл белыми, а другие без конца допытываются: «Нет, ну серьезно, откуда вы на самом деле?»
В прошлом году один тип в команде по плаванию пристал к Алану с тем же вопросом, и Алан ответил: «Из Айвертона», на что парень пояснил: «Да нет, в смысле, на самом-самом деле», и Алан ему говорит «А-а-а… вот ты о чем, а я думал, ты спрашиваешь, откуда я на самом-самом-самом-са-а-амом деле», отчего бедняга покраснел как рак, притворился, что у него звонит мобильник, и поскорее свалил.
Вэл и Алан постоянно сталкиваются с такой ерундой и обычно делают вид, что им наплевать, а может, и правда наплевать, откуда мне знать. Но я никогда не забуду, как однажды Алан сказал:
– Похоже, город ждет от меня, что я буду либо Роса, либо Хаас. А одновременно и тем и другим меня не хотят принимать.
Так что у Айвертона есть и ключи, и кредитная карта, но боже ты мой, как же тут воняет.
Однако я уже на полпути к дому, и надо признать, что в ясную летнюю ночь по Айвертону очень даже можно гулять.
Некоторые возразят, что ходьба – самый медленный способ попасть из точки А в точку Б, и будут правы, но для меня перемещение из точки А в точку Б – дело десятое. Главную ценность представляет собственно ходьба. Это тем более верно, когда я иду в гости к Роса-Хаасам или обратно, потому что на полпути между семьей и друзьями я ближе всего к своему подлинному «я».
Я заворачиваю в наш тупичок, мимо разнообразных автомобилей семейки Оукменов: вот стоит мой хетчбэк «хендай» (который Алан называет «хентай»), отцовский «понтиак» (с деревянной отделкой и задним сиденьем, развернутым в сторону хвоста) и древний «лендровер» матери. Если хорошенько прислушаться, можно услышать коллективный презрительный смешок соседей.
Этот дом мы купили вскоре после похорон дедушки Оукмена, прожившего последние годы вдовцом-затворником, а после смерти невольно подтвердившего подозрения насчет его финансового благосостояния. Каждому в семье достался приличный куш, и тогда я узнал нечто новое для себя: если внезапное наследство и правда лучше всего выявляет глубинные желания сердца, то глубинные желания моего отца касались не столько турбонаддува и немецких двигателей, сколько блаженства пригородной жизни. Папа – веганский повар и в целом держится на плаву: обслуживает свадьбы, бар-мицвы, бат-мицвы и всякое такое. И хотя мама – адвокат по профессии, но работает она на правительство штата, так что нашим домом мы обязаны главным образом дедушке Оукмену, мир его праху.
Читать дальше