В этот момент Ларри охватили смешанные и странные чувства. Он почувствовал, что за него переживают. И обиду тоже почувствовал. И одновременно невольно рассмеялся. Услышать «хипстер» из уст отца! Миллион долларов – да, он поспорил бы на миллион, что отец этого слова никогда не слышал.
Если уж они добрались до судьбоносных решений, наступил самый подходящий момент – не хуже любого другого – поговорить о похоронах и о транспортировке того, что станет телом, домой, обратно в Нью-Йорк.
Не мог же Ларри отстраниться от всех этих дел и перевалить их на сестру. Должен же он в конце концов повзрослеть.
Отец, в свой черед, рассмеялся – хрипло, с пересохшим горлом. Нет, сказал он сыну. Он направится не туда. Нет, не в Бруклин.
Такой ответ чуть не сшиб Ларри с ног. Но тут Ларри вспомнил давно позабытое. Да, конечно же, само собой, отец желает упокоиться в Израиле. Когда придет Мессия и мертвые пробудятся, отцу не захочется катиться под землей до самого Иерусалима, прежде чем восстать из могилы. Вот что втолковали Ларри в детстве: те, кто покоится на Святой Земле, вылезут прямо из своих могил. Другим евреям, прежде чем ожить, придется проделать долгий путь – катить свои гремящие косточки до дома всех домов.
– Иерусалим, – сказал Ларри, кивнув мрачно и с полным пониманием.
Отец снова засмеялся.
– Ерушалаим? Ты себе представляешь, сколько это стоит? Отправить гроб самолетом? Купить место на кладбище? Хочешь, чтобы я переслал себя по почте, чтобы меня засунули в склон каменистого холма около шоссе, в тени торгового центра, точь-в-точь похожего на западные? Нет, Ларри, не в Израиле. Здесь, в Мемфисе, – сказал он. – Меня похоронят мехутаним [11] Мехутаним (иврит) – родственники со стороны зятя или невестки.
. Буду покоиться рядом с семейным участком родни твоей сестры.
– В Мемфисе, насовсем?
Отец кивнул. В Мемфисе, насовсем. Да.
Ларри не знал, что и подумать. А как же места на кладбище в Ройял-Хиллс, уже оплаченные отцом и матерью?
– Мой свадебный подарок ей и тому дуролому.
– Ты отдал свое место Деннису?
– В тот же день, когда они обменялись кольцами. Пусть твоя мать покоится под общим надгробием с именем, которое для еврея – просто смех. Деннис. Все равно что провести вечность в могиле с тренером по теннису.
– Но, пап, они не вернутся в Бруклин. Никогда. Они даже в гости не приезжают.
– Что ты знаешь о планах твоей матери и этого идиота? Какой мозольный оператор переносит свой бизнес в места, где богачи с утра до вечера рассиживаются, задрав ноги кверху? В пятидесяти милях от их дома не найдешь ни одной сверхсложной мозоли.
– Почему вдруг мы заговорили про ноги? Абба, ты же нездешний, – сказал Ларри, обводя рукой вокруг, подразумевая больничную палату, и больницу, и Мемфис, и великий штат Теннесси. – А что, если я прямо сейчас верну те места? Что, если я договорюсь с мамой? Тебе следует покоиться дома, в Ройял-Хиллс, среди евреев. Там, где ты был всегда. Ты возьмешь одно место, а я… я воспользуюсь вторым.
– Вот-вот, – сказал отец. – Сейчас ты нас бросаешь, как будто это ничего не значит. Но я уверен: когда наступит тот час, тебе захочется к нам вернуться.
Услышав слово «бросаешь», Ларри скривился. Отец заметил это и все понял:
– Ларри, ты нас бросаешь не как сын, не в этом смысле. Ты здесь. Ты прилетел. Остановился в «Ла Куинте» и делаешь то, что должен. Идеальный сын. Я говорю в смысле, бросаешь как еврей. Не меня. Я имею в виду твой народ, твою веру. И это еще одна причина, почему…
– Почему – что?
– Почему здесь.
– Потому что я секулярный?
– Потому что я умираю. И хочу: когда я уйду, пусть все будет сделано как надо. По-настоящему.
Ради этого «пусть все будет сделано как надо» рав Рой уводит Ларри из гостиной в кабинет. Они только что завершили молитву, идет последний вечер строгой изоляции. Очевидно, все спланировано заранее: Дина идет за ними по пятам, а Дуви Хаффман замыкает шествие.
Хаффман возглавляет Хевра Кадиша – местное похоронное общество. Этот человек с бычьей шеей и тройным подбородком, лезущий не в свои дела, – тот самый, кто готовил тело их отца к возвращению в прах.
С тех самых пор как отца отвезли в больницу, а потом на кладбище, Дина никого в кабинет не допускала. Значит, кабинет они выбрали за его эмоциональную весомость в момент, когда от шивы остается лишь один рассвет и завершающий миньян, а затем все собравшиеся призовут брата и сестру встать и принять утешение от Всевышнего среди скорбящих Сиона.
Читать дальше