Сару Брайерли - Долгая дорога домой

Привыкание к новой стране и культуре шло не так уж трудно, как можно подумать, в основном потому что жизнь в Австралии была куда более устроенной, чем та, что я вел в Индии. Конечно, больше всего на свете я мечтал найти маму, но, осознав, что это невозможно, понял, что теперь главное самому не пропасть. Родители с первого дня приняли меня со всей душой, часто обнимали, чтобы я чувствовал себя защищенным, любимым и главное – желанным в их доме. А для ребенка, который потерялся и знал, каково быть никому не нужным, это многое значило. Я быстро к ним привязался и вскоре стал полностью доверять. Даже в шесть лет (будем считать, что я родился в 1981-м) понимал, какая редкая удача мне выпала. Так я стал Сару Брайерли.

Почувствовав себя в безопасности в новом доме в Хобарте, я, наверное, решил, что неправильно зацикливаться на прошлом, что новая жизнь должна вытеснить старую, а потому ночные размышления держал при себе. Все равно поначалу мне бы и не хватило языка обо всем рассказать. К тому же я не совсем понимал, насколько мой случай необычен, – грустил, конечно, но думал, что такое случается. Только потом, когда стал рассказывать людям о себе, по их реакции понял, что история моя необыкновенна.

Порой ночные мысли находили отражение и в жизни днем. Помню, как родители меня взяли на индийский фильм «Салам, Бомбей!». Его сюжет о мальчике, который в одиночку борется за выживание в кипящем жизнью городе и надеется вернуться к маме, так сильно напомнил мне собственную судьбу, что я начал всхлипывать прямо в зале, а родители не могли понять, в чем дело – они-то хотели как лучше.

Воспоминания вызывала к жизни даже любая печальная музыка (в особенности классическая). Меня мог растревожить вид плачущего ребенка и даже просто звук детского плача, но сильнее всего кошки скреблись, когда я видел семью с оравой ребятишек. Думаю, даже осознавая, насколько мне повезло, я видел в них то, чего лишился.

Но постепенно стал рассказывать о прошлом. Уже через месяц после приезда я описал Салин мою семью: мать, сестру, братьев – и как разлучился с братом и потерялся. Вдаваться в подробности не было сил, но Салин только тактично слушала то, что я был готов сказать, и не давила. Постепенно, по мере того как осваивал язык, я начал рассказывать родителям больше, например, что отец бросил нас, когда я был крохой. Но по большей части я жил настоящим: ходил в школу, заводил друзей, открывал в себе любовь к спорту.

И вот как-то в дождливый выходной, примерно год спустя после моего приезда, я удивил маму – и самого себя, – начав рассказывать о жизни в Индии. Наверное, пообвыкся на новом месте, да и выразить себя уже было легче. Я вдруг понял, что еще никогда не был так разговорчив: рассказывал, что мы были настолько бедны, что часто ходили голодными, и о том, как мама посылала меня с кастрюлей обходить соседские дома, выпрашивая каких-нибудь остатков со стола. Рассказ давался нелегко, так что мама меня все время обнимала. Она предложила вместе нарисовать карту моей родной деревни, и, пока она рисовала, я показывал, где на улице стоял наш дом, как пройти к реке, где играла вся детвора, а где мост, под которым шла дорога до станции. Мы водили пальцем по маршруту, а потом рисовали обстановку в доме до мелочей. Обозначили, где спал каждый из членов семьи, указали даже, в каком порядке ложились спать. Потом мы еще не раз возвращались к карте и дополняли ее, по мере того как мой английский становился свободнее. Но из-за того вихря воспоминаний, который пробудился во мне в первый раз, когда мы сели за карту, я стал рассказывать маме о том, как потерялся, а она потрясенно смотрела на меня и записывала. Она нарисовала на карте волнистую линию в направлении Калькутты и подписала: «очень дальняя дорога».

Спустя пару месяцев мы отправились в Мельбурн на встречу с другими ребятами, которых усыновили из того же калькуттского приюта. Бойкая болтовня на хинди с такими же, как я, неизбежно воскресила во мне яркие воспоминания. Я тогда впервые сказал маме, что место, откуда я родом, называется Гинестлей. Когда же она спросила, где это, ответил невпопад, но уверенно:

– Отвези меня туда, и я тебе покажу. Я знаю дорогу.

Впервые со времени приезда в Австралию произнести название родного места было огромным облегчением. Вскоре после этого я даже еще подробнее рассказал обо всем любимой школьной учительнице. Не менее пораженно она записывала за мной добрых полтора часа. Насколько странной мне казалась Австралия, настолько же маме и учительнице казался диковинным рассказ об Индии, они как будто слушали о другой планете.