Бигельды Габдуллин - СИЗО

Главная ценность этой повести – ее документальность. Ее фактологическая правдивость и хроникальная точность. Говорю это, как человек, тоже побывавший «там» и испытавший на себе все «прелести» карательной машины государства. Мне близко и понятно то, о чем пишет автор. Такие книги нужны. В них ощущается «дыхание» эпохи.

Закономерный вопрос, которым задается почти каждый читатель, когда приступает к чтению художественных и документальных произведений о судах, лагерях, тюрьмах и следственных изоляторах: что тут правда, а что придумано автором? Ответ мой прост. Я пытался рассказать о том, что видел сам и с чем столкнулся в казахстанской судебной системе, следственных изоляторах, как обращаются менты с подследственными, поведать свою правду.

Когда тебя водворяют в этот земной ад под названием СИЗО, то у тебя не остается ни сил, ни фантазии для вымысла. Я изменил лишь имена некоторых лиц, с которыми эта публикация может сыграть злую шутку, отрицательно повлиять на их дальнейшую судьбу.

О немыслимых несправедливостях в судебной системе, об ужасах тюремных застенок написано немало книг, но я хочу рассказать не столько о тюрьмах, тем более мой опыт в этом плане не столь богат и долог, сколько об абсурдных судебных тяжбах в моей жизни, о СИЗО, как порождении бесчеловечной беззаконности и системы подавления людей.

Многим кажется, что бесчинства сталинских лагерей остались в прошлом. Увы, наша пенитенциарная система еще бережно хранит родимые пятна тех памятных и страшных времен. Казахстанские полицейские еще не износили шинели тех, кто безжалостно мучил в застенках лучших сыновей нашего народа – таких, как Сакен Сейфуллин, Жусипбек Аймаутов, Алихан Бокейханов…

В Казахстане немало тюрем, лагерей, СИЗО и ИВС. Они разные, но ключами от камер бряцают вороватые судьи, взяточники-полицейские, которых развелось слишком много.

Находясь в следственном изоляторе МВД Казахстана, в ИВС, я невольно наблюдал за молодыми людьми – следователями, надзирателями, конвойными, охранниками – и думал, откуда в большинстве из них, родившихся сравнительно недавно, уже не в советское время, не видевших сталинских репрессий, ночных арестов и пыток, жестокости, столько ненависти к тем, кто оказался за колючей проволокой. Причем, к еще не осужденным людям, вина которых не доказана.

Изредка, бросая украдкой взгляд в их глаза, (почему-то нам арестантам строго запрещалось смотреть им в лицо), я видел, как за мелкое нарушение, скажем, за достойный и колкий ответ арестанта конвоиру, их лица принимали звериный оскал.

О, Аллах, думал я, эти же твари сильны только при власти, пока облачены в судейские мантии и полицейскую одежду, пока держат в руках розги. Окажись они на нашем месте, уверен, эти «смельчаки» тут же превратились бы в жалких людей, позабыв свое первобытное нутро, свое животное чувство, въевшееся им в кровь, в плоть, в привычку за годы работы в этой людоедской реке всевластия.

Говорят, от тюрьмы да от сумы не зарекайся. Любой политик, бизнесмен, артист, судья, журналист – завтра может оказаться в каменном мешке. Об этом открыто говорил сам первый президент Нурсултан Назарбаев. Я хочу, чтобы граждане моей страны, если окажутся за решеткой, знали, что их ждет там за колючей проволокой. Знали из первых уст, а не со страниц лживых газет, не из телепередач сомнительного качества, выдающих зло за добро.

Мечтаю, чтобы мои скромные записки о том времени, когда я безвинно сидел по ту сторону от свободной жизни и на своей шкуре пережил все ужасы и лишения неволи, стали достоянием многих людей, которые ценят ГУМАНИЗМ, ПРАВА ЧЕЛОВЕКА, СВОБОДУ СЛОВА!

…Шагнул я в камеру и был поражен не столько вонью, сколько духотой и влажностью воздуха, который напомнил выгребную яму в душный осенний день после дождя. Я будто спустился в настоящий погреб. Камера площадью примерно пятнадцать на восемь метров сплошь была заставлена двухъярусными шконками. С потолка капала вода, на стенах – иззелена-синяя плесень, успевшая колонизировать практически все вокруг.

В камере горел ночной свет.

Предо мной предстало подобие человеческого месива. Кто-то стонал, кто-то кряхтел, кто-то храпел, громко выпуская воздух. В первый миг мне показалось, что я попал в огромную братскую могилу, куда сбросили полуживые трупы. Открывшаяся предо мной картина просто один в один была похожа на полотно Пабло Пикассо под названием «Склеп».