Сюэдун Чжан - Былые дни детей и псов

Как странно! Почему как нарочно именно он? Ее душа отказывалась понимать, почему в этом новом месте, где и поселок, и школа, и учителя, и одноклассники показались ей совершенно чужими, сыном человека, который единственный из всех протянул им руку помощи, оказался мальчишка, так бесчеловечно ранивший ее брата. Во всяком случае, любому человеку было бы слишком сложно принять такое; она же со своим небогатым жизненным опытом и подавно не знала, как на все это реагировать.

– Вот скотина! Вот это преподнес отцу подарок! Если ума хватит, то домой пусть даже не возвращается, а осмелится вернуться, так я вмиг спущу с него его собачью шкуру! Эх, и за что мне такое наказание…

Ругаясь на чем свет стоит, мужчина вдруг стал похож на загнанного в угол дикого зверя, которому только и оставалось, что рычать. Его возгласы становились все громче, он распалялся все сильнее. У собравшихся вокруг односельчан от его гнева душа уходила в пятки, но ничего поделать тут было нельзя. Кому охота вмешиваться в чужие дела при таком раскладе? Его как могли успокаивали, не выбирая слов, лишь бы только утихомирить. Самое лучшее в такой ситуации было отыскать мальчика, а уж потом со всем разобраться.

Покидая дом Лю Хо, Се Яцзюнь не удержалась и снова украдкой бросила взгляд на мужчину. На его озабоченном лбу вздыбились вены, напоминавшие вяло шевелившихся дождевых червей. Вдруг дерзкой вспышкой полыхнул солнечный свет, ослепительной белизной высветив изящную виноградную лозу. Казалось, ее ползучие листья лишились последних капель влаги, понурившись, они выглядели измученными от жажды и постаревшими.

После того как спустились сумерки, тот мужчина с мрачным лицом опустив голову нерешительно вошел в дом, где поселилась семья Се Яцзюнь. Он обыскал практически все места, что пришли ему на ум, однако ни сына, ни Пчелу так нигде и не обнаружил. Единственное, что он мог сделать, так это скрепя сердце явиться с повинной, захватив с собой синюю авоську, из которой выглядывали две банки консервированных мандаринов, два цзиня [8] Китайская мера веса, равная 500 г. рассыпчатого печенья да пакет бурого сахара. Все это он принес в качестве хоть какого-то утешения пострадавшему и остальным домочадцам.

Мать все это время едва сдерживала гнев. Брат Се Яцзюнь лежал на кровати в дальней комнате и периодически стонал, являя собой самое жалкое зрелище. Вся мебель и предметы в доме были окутаны темнотой, и тут и там вразнобой стояли еще не разобранные коробки и шкафы. При переезде это обычная картина – вместо гармонии и порядка везде царит создающий неудобства бардак. Какое-то время мать упорно продолжала молчать, сосредоточив все свое внимание на содержимом коробок. Всякий раз, когда она вынимала какую-нибудь вещь, она долго рассматривала ее с таким видом, что думалось: конца и краю этой уборке не видно; когда же она все-таки куда-либо определяла предмет, то шваркала им так, что заставляла окружающих вздрагивать от испуга.

Сама не понимая почему, Се Яцзюнь отложила в сторону учебник и вышла к гостю предложить чаю. Однако отец Лю Хо даже не осмеливался дотронуться до белой фарфоровой чашки. Беспомощно опустив руки, он пристроился у стола на самом краешке табурета и все что-то несвязно бормотал о проступке сына-хулигана. Неожиданно его голос взмыл высоко вверх, словно в злобном порыве он забыл, что вокруг него люди; при этом вид у него был настолько свирепый, что, казалось, он вот-вот на кого-нибудь набросится и съест.

– Вот же скотина, даром что мой сын…

Из комнаты резко, словно гудок паровоза, снова заголосил мальчик, которого наверняка напугал хриплый крик незнакомца. С тех пор как Ячжоу получил увечье, он был весь как натянутая струна. Малейший шорох вызывал у него панику. Мать снова чем-то громко ударила о стол и раздраженно проворчала:

– Ты совсем оглохла? Неужели не можешь пойти и успокоить брата? Он вот-вот задохнется от плача!

Без всяких пререканий Се Яцзюнь послушно и огорченно отправилась в комнату к брату. Склонившись над кроватью, она осторожно погладила ребенка по худенькому тельцу и, прослезившись, принялась его успокаивать:

– Крошка Ячжоу, нельзя плакать! Будешь плакать, глазик не заживет, надо лежать смирненько, тогда все быстро пройдет!

Но брат продолжал капризничать, рыдая и выкрикивая что-то невнятное, словно находившийся в забытьи раненый боец. В уголках его рта виднелись засохшие следы слюны. Девочка взяла ложку и осторожно напоила его водичкой. На душе у нее было тяжко: ведь она лично обещала отцу, что будет хорошенько заботиться о брате. Теперь же, глядя, как страдает несчастный ребенок, она чувствовала себя совершенно беспомощной. Это разом вызвало у нее приступ ненависти к Лю Хо, и она подумала: «Даже не попадайся мне на глаза, иначе получишь по заслугам».