Эрик-Эмманюэль Шмитт - Потерянный рай

Нет, это не должно повториться! Он злился, когда сознавал, что с ним происходит.

В который раз, увидев женщину со спины, он надеялся, что это Она! И всякий раз, когда та оборачивалась, сокрушался, что не Она.

Гоня эти мысли, он пытался присмотреться к городской суете.

Горожане вертели в руках те же маленькие коробочки, какие он заметил возле пещер. Ноам довольно быстро сообразил, что это телефоны, но беспроводные. Невероятный прогресс за несколько десятилетий! Но почему люди вглядываются в телефон, даже когда не говорят по нему? Пристроившись за спиной бейрутки, поглощенной своим занятием, он обнаружил, что на устройстве мелькают цветные картинки. Более того, без карандаша и клавиатуры девушка составляла на экране сообщения, набранные идеальным шрифтом.

Он задумчиво продолжил путь.

Перед зданием школы лицеисты, усевшись по-турецки на асфальте, блокировали уличное движение. На их плакатах красовался слоган: «Нет будущего – нет уроков!» Ноам обошел лысого журналиста с камерой на плече – тот спрашивал у школьников:

– Чего вы добиваетесь вашим движением?

– Это не движение, это забастовка, – отвечал подросток на безупречном английском языке серьезным, уверенным и мужественным голосом, так плохо вязавшимся с его хрупким телосложением. – Мы бойкотируем уроки, чтобы привлечь внимание взрослых, мобилизовать население, призвать политиков к ответственности. Зачем нам учиться, если будущего нет?

С невинной детской небрежностью он посчитал разговор оконченным и присоединился к товарищам; журналист бросился за ним:

– А вы не преувеличиваете? Не делаете из мухи слона?

– Преувеличивают те, кто закрывает глаза и затыкает уши, вкалывает как подорванный, руководит, голосует и потребляет, будто все нормально.

– Вы подражаете молодежи Европы и Америки!

– Именно так. Молодежь всей Земли противостоит старикам всей Земли.

– Конфликт поколений? Молодежь против стариков?

– Осознанность против безответственности.

– Вы объявляете войну?

– Слишком поздно: обе стороны уже проиграли.

Раздалась молитва муэдзина.

Ноам двинулся дальше. Он уловил напряжение, но не понимал ни сторон, ни их целей. Ему надо поскорее разобраться, что тут затевается.

Мне нужны деньги.

Лавируя между пешеходами по запруженным улочкам, он миновал диспансер Сент-Ирене и подошел к кофейне с чарующими ароматами; напротив – покосившаяся лавчонка, придавленная тяжестью потеснившего ее здания.

Уф, на месте!

Над лавочкой с опущенными шторами не было никакой вывески, крошечная дверца вела в полуподвал.

Три ступеньки вниз; Ноам толкнул створку двери, та поначалу заупрямилась, потом вдруг уступила, запуская многоголосый перезвон колокольчиков. Ноам пригнулся, чтобы не стукнуться о притолоку, и оказался на складе, освещенном зеленоватыми неоновыми лампами. Склад был уставлен запертыми витринами, под их стеклом лежал разношерстный товар: были тут и ювелирные изделия, и столовое серебро, и стеклянная посуда, и фарфоровая, и целая коллекция давешних беспроводных телефонов.

– Что господину угодно?

Из недр помещения выкатился жирный щекастый продавец с редкими черными напомаженными волосами, зачесанными на низкий лоб, его глазки-буравчики сверлили посетителя, а на лиловых губах гуляла непостижимая улыбка.

Ноам энергично сбросил рюкзак на стойку, жестом, который на всех широтах читается одинаково: «Эй, не вздумай мне парить мозги, или тебе не поздоровится».

Брови продавца взметнулись.

Не разжимая губ, Ноам вынул из кармана кольцо, покатал в сжатом кулаке, раскрыл ладонь:

– Вот.

Торговец подцепил кольцо своими пальцами-сосисками – выражение лица было призвано означать благовоспитанность – и елейно промурлыкал:

– Колечко досталось вам от вашей матушки, ведь так?

Скептическая гримаска сделала его лицо и вовсе кукольным.

– Нынче такие не в моде. Никто не берет! Эта оправа, отделка, стиль… – Он ухмыльнулся. – Такое мне не загнать никогда! А вот камушек…

– Рубин.

– Да…

– Крупный рубин.

– Не слишком…

– Крупный рубин.

– Конечно, маленьким его не назовешь…

– Не надейтесь меня отыметь. Я консультировался с вашими коллегами.

Мордастый вперился в Ноама и пробурчал:

– Знаете, как называют мое заведение? Пещера Сорока́. И знаете почему? Али-Баба и сорок разбойников.

И нацелил в Ноама толстенький указательный пальчик:

– Вас сорок, я один. Вы все заменимы, я – нет.