Иэн Бэнкс - Улица отчаяния

Номер 117 по Сент-Ниниан-террас оказался большой, на отлете стоящей виллой, да там и все дома были в этом роде. Между проезжей частью и тротуаром идет широкая, засаженная деревьями полоса. Низкие каменные заборы, не изуродованные ни одной надписью, ни одним рисунком. За заборами живые изгороди вида до странности аккуратного – словно через них никогда не продирался ни один мальчишка, над ними никогда не летали школьные ранцы. К дому примыкал двухместный гараж размером с нашу квартиру, но несравненно ее чище. По краям широких, чуть приоткрытых ворот гаража пробивался свет, из-за них доносились обрывки гитарных риффов. Я подтянулся, расправил плечи, проверил, на месте ли мой кадык, миновал большую, с вместительным кузовом машину, припаркованную на щебеночной дорожке, перехватил поудобнее свою древнюю, с темной родословной, басуху, увернутую в пару больших «вулвортсовских» пластиковых мешков, и распахнул боковую дверь.

Все уже были в сборе. Я малость припозднился – мои младшие братья играли в допрос пленного вьетнамца, и один из них («американец») связал другого шнуром все той же многострадальной басухи.

– О! – сказал Дейв Балфур. – Привет… Уэйрд.

Он настраивал гитару, сидя в железном, крашенном белой эмалью садовом кресле; Кристина Брайс сидела в другом таком же кресле и что-то быстро писала, она вскинула глаза и молча улыбнулась. Остальные трое целеустремленно таскали из угла в угол какие-то провода и усилители. В просторном гараже было тепло, светло и совершенно – если не считать группу и ее аппаратуру – пусто.

– Хэлло, – сказал я.

– Гитара от «Вули»? – ухмыльнулся клавишник, глядя на пластиковые мешки.

– Ага, – кивнул я и прислонил басуху к стенке.

– Пыхнешь? – спросил драммер.

Я кивнул, взял у него раскуренный косяк и осторожно затянулся. К тому времени я не въехал еще в это дело, в наркоту. Я употреблял мало и с опаской и все время ждал, когда же три моих соквартирника – все они курили дурь по-черному – окончательно дегенерируют, превратятся в идиотски хихикающих идиотиков. Пока что они попросту получали гораздо больше удовольствия, чем я.

Но зато, когда ребята были совсем уже в хлам, их было легче раздевать в покер – небольшой, но все-таки плюс. Так что я, собственно, и не хотел тогда никакой дури, но еще больше не хотел показаться совсем уж полным пентюхом. Я пыхнул пару раз и передал косяк Дейву Балфуру.

– Ты знаком с остальными? – спросил Дейв.

Я покачал головой.

– Это Микки. – Он указал на барабанщика; курчавый, с наморщенным лбом очкарик коротко кивнул.

– Уэстон…

Клавишник, невысокий, крепко сбитый брюнет с очень длинными волосами, хмуро глянул на Балфура и повернулся ко мне:

– Просто Уэс, этого хватит.

– …и Стив.

Басист. Мелкий, суетливый парень с эмбриональной бородкой и очень длинными бакенбардами.

– А это У…

– Н-называйте меня п-просто Дэнни, – вмешался я, нервически улыбаясь каждому из них по очереди; Кристину эта сцена явно позабавила.

Я сидел и мирно слушал, как они сперва разогреваются, а потом отрабатывают то одну, то другую песню, по большей части из тех, что я слышал на концерте, по большей части из второй половины программы. О моей вчерашней критике – ни слова. Было видно, что все они признают Дейва Балфура своим руководителем. Некоторые команды прекрасно обходятся безо всяких руководителей, другим руководитель нужен, но каждый из музыкантов хочет взять эту роль на себя, а в некоторых, вроде этой, естественным образом выделяется кто-то, способный принимать решения спокойно и разумно, без всякой автократичности. Как правило, остальные легко соглашались с мнением Дейва, однако он внимательно выслушивал все высказываемые предложения, и не только выслушивал, но и считался с ними. Я снова, хоть и в меньшей степени, испытал то же, вчерашнее чувство, что я этим людям совсем не нужен, что я здесь чужеродное тело. Но с другой стороны, они разучивали исключительно чужие песни.

Через час или около того мне стало казаться, что они напрочь про меня забыли. Команда трудолюбиво отрабатывала аккорды к песне Джека Брюса «The Consul At Sunset», а я тем временем докуривал шестую сигарету и все больше склонялся к мысли, что они – фактически Дейв Балфур, но будем считать, что «они», – позвали меня только для того, чтобы унизить, в отместку за все, что я там наговорил про их команду и их программу. В нижней части моего живота появилось неприятное ощущение пустоты, мой лоб зудел, макушку покалывало, лицо горело. Я полез в пачку за очередной сигаретой. Что я здесь делаю? На хрена я сюда пришел?