Мюриэль Цюрхер - Луна за моей дверью

Для Луны нужны как минимум скафандр, шлем и баллоны с кислородом. Без этого шансы занять место на ракете снижаются в сто, нет, в тысячу или даже больше раз.

У меня уже есть один скафандр, его мне подарила бабушка на мой десятый день рождения. Но теперь он слишком мал для меня. Я не знаю, можно ли его увеличить, как это делала мама, выпуская подгиб штанов из «Ля Редут» [5] «Ля Редут» ( фр. La Redoute) – интернет-магазин одежды, обуви и мебели. . Вещи никогда не садятся на меня с первой примерки из-за моего роста – метр девяносто семь. На Луне будет даже еще больше, потому что гравитация там намного слабее.

Мой скафандр лежит в подвале и зимой и летом. Нужно только сходить за ним.

Я уже спускался в подвал. Это дверь рядом с дверью контейнерной площадки на цокольном этаже нашей шестиэтажки. Мы с мамой живем на пятом; прямо напротив – квартира «молодухи», как ее всегда называет мама. Я видел ее беременной через дверной глазок, и теперь у нее есть ребенок. Над нами живет пожилая мадам Диаc со своей собакой.

Я открываю входную дверь, прислушиваюсь, но на лестнице тихо. Лифт сломан. Я перепрыгиваю через несколько ступенек, как говорится, одним махом. На самом деле я просто не привык к лестницам, поэтому перепрыгиваю через две последние ступеньки каждого пролета. Лампочка в коридоре подвала мигает. Будь мама здесь, она попросила бы закрыть глаза из-за риска приступа эпилепсии. Но мне приходится держать их открытыми, чтобы я смог набрать цифры на кодовом замке.

А вот и мой космический скафандр. Свисая с потолка рядом с покачивающейся на проводе лампочкой, он похож на висельника.

Я не знаю, что чувствую, снова увидев его спустя столько лет. Со мной происходит нечто странное: мне хочется и смеяться и плакать. Я снимаю его оттуда и обхватываю обеими руками. Он пахнет одновременно пластиком, новой вещью и пылью. Он красивый. Когда я поднимусь обратно в квартиру, то пропылесошу его или даже пройдусь по нему пароочистителем «Клин эксперт делюкс».

Замок щелкает, закрываясь, и я карабкаюсь на первый этаж, прижимая к себе скафандр.

Я слишком поздно замечаю осложнение. У входа, перед почтовыми ящиками, стоит мадам Гримм. Не то чтобы она была плохим человеком, я просто не привык разговаривать с людьми извне. А мадам Гримм это хорошо умеет и частенько практикует, ведь она консьержка, хотя сама предпочитает, чтобы ее называли привратницей.

– Надо же, юный Алистер! Нечасто вас встретишь! Сколько же вам теперь годочков?

– Двадцать один.

– Славно, славно, это же просто замечательно. Двадцать один… Довольно солидный возраст. А ваша матушка как поживает? В последний раз она выглядела как-то не лучшим образом!

– В ее состоянии ей уже не спуститься в подвал.

– Ах вот оно что, как я понимаю вашу бедную маму! Все эти лестницы могут остудить пыл даже самой отважной женщины, не так ли? Я уже три раза звонила в управляющую компанию по поводу сломанного лифта! Конечно, я понимаю их нежелание тратиться на новый. Но техобслуживание теперь оставляет желать лучшего. С господином Бельду я не успевала положить трубку, как он уже был тут со своим ящиком с инструментами. И ладно бы только лифт не работал, так ведь еще и пожарная сигнализация, и датчик движения во дворе, и замок со стороны контейнерной площадки… Не хватало еще, чтобы нам отключили отопление!

Пиликает домофон, и мадам Гримм тянет ручку подъездной двери, чтобы впустить собаку и мадам Диас. Пользуясь тем, что обе женщины начинают что-то обсуждать, я поднимаюсь еще на несколько ступенек. Меня останавливает голос консьержки:

– Не правда ли, господин Алистер? Мы как раз говорили об этой ужасной лестнице! Вы ведь не откажетесь?

Когда вы чего-то не поняли, нельзя говорить «чего?», нужно говорить «простите?».

– Простите?

Мне отвечает мадам Диас:

– Это было бы так мило с вашей стороны, молодой человек. Эта забота о ближнем возвращает веру в молодое поколение, которое почти совсем уже погрязло в своих гаджетах, не правда ли, мадам Гримм? Не стоит приходить очень рано: 8:30–8:45 будет в самый раз. Для утренних часов у меня дома стоит лоток.

– Уверена, ваша мама будет очень вами гордиться! – говорит мадам Гримм. – Идите же сюда, господин Алистер.

О чем они говорят? Я спускаюсь к ним, ничего не понимая. Старая и толстая мадам Диас наклоняется, не сгибая коленей и выставляя напоказ ягодицы шестидесяти, а то и семидесяти пяти сантиметров в диаметре. Она берет свою собаку, поднимает ее, прижимая к огромной груди, и подходит ко мне.