Паола Перетти - Под цикадным деревом

– Ну так что? О чем говорит девонька? – упорствовала тетя Талия, показывая на Кая неразгибающимся пальцем.

– Он вовсе не девонька, а мужчина! – крикнула тетя Терпсихора, сидевшая в кресле с мягкими подлокотниками. У нее вечно все болит, с тех самых пор как…

Тетя Мельпомена с трудом встала со своего места во главе стола и отрезала Каю, который, к слову, не ест сладкое, кусочек торта.

– Тебе, дорогуша. Угощайся тортом, – с теплотой сказала она, протягивая ему тарелку дрожащей рукой.

– Тетушка, ты забыла: нужно задуть свечи, прежде чем разрезать торт, – попыталась я привлечь ее внимание, хотя знала, что бесполезно пробовать вразумить человека с болезнью Альцгеймера и объяснять ему, в каком порядке что принято делать.

Мама отошла от своего любимого окна, выходящего в сад, достала из ящика шкафа несколько свечек – шесть, если быть точной, – и воткнула их в неразрезанную часть торта. Не хватало по меньшей мере еще шестидесяти свечей, но в тот момент оставалось только потакать повальному безумию, царившему в доме с тех пор, как тети заболели.

Джада запела «С днем рождения» на португальском языке. Джада – бразильянка родом из штата Санта-Катарина, помощница тетушек и обладательница самых пышных бедер, которые я когда-либо встречала. Мне она нравится.

Я присоединилась к остальным поющим. «С днем рождения» я исполняла по-своему, постукивая ладонями по столу. Я люблю вибрации. Врачи говорили, что у меня должны сильнее развиться другие органы чувств, потому что до семи лет я была глухой. Они ошиблись: я всего лишь хорошо чувствую ритм, и, может, как раз поэтому моя единственная подруга – бразильянка.

Под конец песни, сопровождаемой аплодисментами и размахиванием разноцветными флажками, Кай, одетый в безупречный костюм в тонкую полоску, взял тарелку и поставил ее перед собой, но к торту не притронулся.

– Махало , синьора.

– Мхало? Мхало? Что значит мхало? – услышала я бормотание дедушки. Я обернулась – он неподвижно стоял около двери. Дедушке под сто лет, а я никогда не видела, чтобы он сидел, ни разу. Он говорит, что если присядет, то умрет.

– Махало значит «спасибо», дедушка. – Я подошла и погладила его по все еще густым волосам. Из всей семьи я одна внимательна к нему: мама и тетушки не ладят с дедушкой Беньямино и сторонятся его. Но сегодня избежать встречи было трудно: мы не могли не позвать его на день рождения третьей из пяти его дочерей.

Мысль о пяти дочерях дедушки вихрем проносится в голове, как шутиха, пущенная под Новый год. Одной не хватает. Тетя Эвтерпа, его старшая дочь, умерла вчера утром. Сюда, в Верону, мама и остальные тети переехали из родной Брешии еще до моего рождения, и тетушка Эвтерпа время от времени навещала нас. На стуле, который мы ставили для нее, теперь сидел Кай. Я почувствовала, как в груди застыла льдинка и медленно, болезненно начала таять.

Тетя Эвтерпа – часть меня, ровно как мама и тети; так было и будет всегда. Они все, что у меня есть. Они породили меня, они моя плоть и кровь, часть меня самой. Я не могу представить себя без них, без нашего дома, без теплой кухни, где, сколько я себя помню, мы встречались по десять раз на дню.

– Сколько тебе лет, малышка? – спросила меня тетя Талия. Она самая бойкая и озорная, если можно считать озорством манеру задираться, чуть что вспыхивать и вести себя как непослушный ребенок.

– Мне двадцать два года, тетушка, но это не мой день рождения, – попыталась объяснить я.

– Ты вся замаралась, Талия, испачкалась… Я тебя умою, – вмешалась в разговор мама. Она взялась за ручки розовой инвалидной коляски, в которой сидела ее сестра (тетя и в самом деле испачкалась тортом), и покатила ее к раковине.

Тетя Мельпомена внезапно оживилась и начала кричать, что хочет помочь и умоет Талию сама. Я попыталась успокоить ее, но краем глаза заметила, как тетя Талия схватила мокрую губку из раковины и прицелилась в сестру. Тетя Мельпомена с неожиданной скоростью рванула от меня и принялась носиться вокруг стола.

– Мельпомена, дурья башка, ты что творишь?

– Мама!

Я стукнула о стол тарелкой с тортеллини, которыми пыталась отвлечь тетю. Брызги горячего бульона взлетели и упали на скатерть. Болезнь Альцгеймера – вот что царит в моем доме уже несколько лет, но мне кажется, все началось задолго до того, как стал ясен диагноз. Его, разумеется, поставили, но позже. Мама, младшая из пяти сестер, – единственная, кто пока официально не болен, но я знаю, что она уже ходит по краю. Теперь у нее появилось оправдание для таких фраз, как, например, «дурья башка, ты что творишь?», брошенных сестре.