Гвен Купер: Правила счастья кота Гомера. Трогательные приключения слепого кота и его хозяйки

На встречу с ветеринаром я мчалась со всей скоростью, на которую были способны мотор и колеса. Меня подгоняло прежде всего чувство вины: не возьму я – не возьмет никто. Я – легкая мишень, когда дело касается животных, и все это знают. Я была ветераном среди волонтеров всевозможных организаций, которые помогали зверушкам по всему Майами. Когда еще мы жили с Джорджем, я часто приходила домой в слезах. Вопреки всем разумным доводам я умоляла забрать из приюта собачку или кошечку, которым грозила эвтаназия, если хозяин не найдется. Единственное столкновение с законом случилось у меня в студенчестве. Тогда я участвовала в акции протеста возле университетского центра по изучению приматов в собственном учебном заведении. Меня даже арестовали. А в школьные годы до самого здания школы меня всегда сопровождала стайка бродячих собак и кошек. Им я усердно скармливала свой завтрак, не задумываясь, как буду перебиваться на большой перемене.

«Все потому, что у меня нет зрелого, твердого характера и трезвого ума, – сказала я себе почти со злостью, едва вписываясь в парковку. – Я слишком мягкотелая, а последствия оценить не умею. Это и привело, а вернее, довело меня до того, что я здесь. Ни своего дома, ни денег, ни семьи. А ведь мне казалось, что я много лет строю надежное будущее. И что в итоге?» Я поймала себя на том, что подспудно пытаюсь разозлиться. Видно, проще убедить себя, что ты злишься и на то есть причины, чем признать, что ты в панике.

На дворе стоял до свирепости удушливый поздний август. Над раскаленным асфальтом колыхались похожие на сказочных джиннов серебристые волны восходящего воздуха, словно немые стражи у врат ветеринарной клиники. Секретарша за приемной стойкой тепло, если не ласково, приветствовала меня и немедленно вызвала Пэтти. Та высунула голову из-за двери прямо за конторкой и пригласила меня: «Заходите же!» Я проследовала за ней вдоль рядов клеток с кошечками и собачками. Не то чтобы я не замечала их раньше. Скорее, не давала себе труда задуматься о том, что их ждет. Мне всегда казалось, что хозяева временно оставили их на попечение ветеринаров и вот-вот вернутся и все наладится. Только сейчас я поняла, что здесь бывших хозяев не ждут. Вся надежда на таких, как я: может, возьмут, а может, и нет.

В конце коридора, обшитого вагонкой, Пэтти отворила дверь в амбулаторию. На столе для осмотра пациентов стоял одинокий пластмассовый ящик, даже без крышки. «Чтобы лучше узнать друг друга», – кивнула Пэтти. Я подошла поближе и заглянула внутрь. «Какой же он крохотный», – мелькнула мысль. Обе моих кошечки оказались у меня примерно в том же возрасте. Но я уже и забыла, какими маленькими бывают месячные котята. С виду он весил меньше сотни граммов. Свернувшись в клубок, он замер у дальнего края ящика. Маленький пушистый комочек без труда уместился бы на моей ладони. В иссиня-черной шерстке ни проблеска другого цвета. Зато она вся взъерошена, будто напитана статическим электричеством. Это черта всех маленьких котят, словно от слов «гладкий» или «прилизанный» все волоски у них встают дыбом. На месте глазниц – щелочки, стянутые швом. На шее – специальный пластмассовый воротник, чтобы малыш ненароком не добрался до швов.

– Я сшила веки, – объяснила Пэтти, – чтобы не было видно пустых глазниц. Со стороны кажется, будто он спит или еще не проснулся.

Глядя на шов в виде английской буквы Х, я подумала: пожалуй, она права. Мне отчего-то вспомнились детские мультяшки, где героя в отключке изображают, просто нарисовав крестик на зрачках.

– Эй, привет, – тихонько шепнула я и наклонилась пониже. Пусть голос звучит на одном уровне с его головой, а не гремит сверху, точно жуткие раскаты грома. – Привет, парень!

Черный пушистый комок, покачиваясь, поднялся на лапки. Я осторожно вытянула ладонь – она показалась мне какой-то чужой и великанской – и поскребла по донышку ящика. Котенок потянулся на звук и, болтая головой под тяжестью пластмассового хомута, наконец уткнулся в мои пальцы и с любопытством их обнюхал.

Бросив вопросительный взгляд на Пэтти, я услышала: «Можете взять на руки, если, конечно, хотите».

Бережно вынув котенка из ящика, я прижала его к груди, поддерживая одной рукой снизу, а другой – под передние лапки, и прошептала: «Ну здравствуй, малыш».

Повернувшись на голос, котенок потянулся передними лапками к моему левому плечу. Сквозь хлопковое волокно рубашки я ощутила подушечки тонких лапок. Поднатужившись изо всех сил – даже мне это было заметно, – он попробовал вскарабкаться мне на плечо. Но коготки были слишком слабые, чтобы удержать его вес. Оставив безуспешные попытки, он вновь заворочался. Попытался ткнуться мордочкой в ямку на моей шее, насколько позволял воротник. Потом попробовал потереться мордочкой о мое лицо, но на щеке я ощутила лишь холодный пластик. Затем он замурчал. Воротник, точно раструб у рупора, многократно усиливал звук. Если доверять только слуховым ощущениям, казалось, что у моего уха жужжит маленький моторчик.