Гленнон Дойл Мелтон - Держись, воин! Как понять и принять свою ужасную, прекрасную жизнь

А потом появляется третий. Вы впервые берете его на руки и замечаете, что и руки у вас не дрожат и дышите вы спокойно. Всепожирающий огонь погас. Любовь – это просто… любовь. Ни ребенок, ни мир вас больше не пугают. Потому что неожиданно для себя самой видите в крохотном личике своего малыша, что он и есть мир. И понимаете, что теперь не вы его защитник. Ваш малыш или малышка – из избранных. Вы всего лишь учитель. Ребенок вам дан на время. И решаете не тратить это драгоценное время на то, чтобы умолять Бога защитить вашего ребенка от мира. Неожиданно подобная идея кажется вам глупой, потому что ребенок, Бог и мир сливаются воедино и воплощаются в этом крохотном создании.

А потом, пересчитывая крохотные пальчики дочери, вы заглядываете в свою душу и не обнаруживаете в ней чувство вины. К вам приходит понимание того, что вы готовы сделать старшим детям лучший подарок в их жизни. Кто, как ни брат или сестра, проходит с вами весь жизненный путь до самого конца? И теперь осознаете: если в следующие несколько месяцев ваши старшие дети узнают, что они – не центр вселенной, это очень хорошо. Очень важно узнать это вовремя – и лучше пораньше. И этот подарок преподнесли им вы и ваша малышка. Очевидно, с появлением третьего ребенка жизнь станет еще тяжелее. Вам придется больше потеть и ругаться в продуктовом магазине. У вас будет меньше денег, чтобы покупать ей правильные вещи. Будете хуже выглядеть на вечеринках. Но все это вас не будет заботить, потому что вы познакомились и пообщались с честными родителями, чтобы понять: в этом мы едины. Даже самые идеальные не получают никаких призов. И тогда вы решаете не усугублять свое материнство и не притворяться, будто вам совсем не тяжело.

Глядя на свою третью малышку, вы думаете: «Что изменилось во мне?». Но не успеваете даже задать вопрос до конца, как уже осознаете ответ. И ваше сердце говорит малышке: «Дорогая, ты ничем не отличаешься от двух других моих детей. Это я изменилась. Научилась любить, не испытывая такого сильного страха. Научилась расслабляться – даже в этом суровом мире. Научилась отпускать и доверять. А вы помогаете мне дышать полной грудью – все трое. Каждый в свое время и все вместе».

Эмма, ты появилась и сказала: «Все хорошо, мама. С нами все будет хорошо».

Я не знала этого, пока ты не сказала мне, малышка. Правда, не знала.

Я не на шутку встревожилась, как Чейз будет проводить в школе по восемь часов каждый день. Впрочем, моя тревога была бы еще сильнее, если бы он по восемь часов в день был дома , но все же. Родительство – дело такое: тревожишься в любом случае – и если что-то делаешь, и если этого не делаешь. Каждый раз, когда ребенок возвращался домой из школы, меня переполняло радостное изумление. «Боже , – думала я. – Посмотрите на него! Он двигается! Он ходит! Он ЖИВ!». Чейз был чудом, которое мне хотелось защитить.

Когда я училась в начальной школе, со мной случалось множество маленьких чудес, которые меня смущали, запутывали или заставляли грустить. Мне приходилось стоять у стены огромной столовой, прижавшись носом к огромным нарисованным виноградинам. Девчонки дразнили меня во время обеда, потому что у меня были грязные волосы. «У тебя такие жирные волосы, что ты могла бы завести машину», – хохотали они. Мальчики никогда не ухаживали за мной на переменах. Кто-то из одноклассников принес в школу Playboy. А моя подруга Дженнифер назвала меня противной толстухой. За что она так со мной? Но все это не казалось мне достаточно серьезным, чтобы говорить об этом. Не хотела, чтобы родители знали, что со мной не все в порядке – я грустила и огорчалась в тайне. И эти тайны стали для меня второй натурой, что никак не способствовало моему счастью на протяжении следующих двадцати лет.

Когда мои дети пошли в школу, меня больше волновали не их академические успехи, а социальные навыки. Я волновалась, что с ними происходит за обедом, на переменах и в школьном автобусе. Большинство детей со временем научатся хорошо читать, считать и вести себя спокойно. Но не все поймут, что к ним самим и к окружающим следует относиться с уважением. Не все поймут: они хорошие, любимые и драгоценные, а чувство боли – это нормально. Можно даже подраться с другими детьми, если потом извиниться и попытаться починить сломанное. Не все поймут, что инаковость – это прекрасно. И не все поймут, как постоять за себя и других, даже если вам страшно. В восемь лет дети ныряют в огромный социальный океан и должны выплывать сами. А ведь это кажется страшным даже в тридцать шесть!