Жак поперхнулся сигаретным дымом. Но маме хоть бы хны, она встала, швырнула салфетку папе в лицо и ушла.
В ту же минуту появился повар с нахальной ухмылкой, принес бутылки пива на пластмассовом подносе.
– Ивонна! Немедленно вернись! И извинись перед Жаком! – закричал отец, привстав со стула и опираясь на стол.
– Брось, Мишель, – сказал Жак. – Эти бабы…
Несколько дней после этого отец пытался всячески задобрить маму шутками, ласковыми словами, но она хранила неприступный вид. Как-то в воскресенье ему вздумалось отвезти нас пообедать всей семьей в поселок Реша на берегу озера, за шестьдесят километров от Бужумбуры. Это было последнее воскресенье, которое мы провели вместе, вчетвером.
Окна в машине были открыты, и ветер свистел так сильно, что мы почти не слышали друг друга. Мама сидела как каменная, а папа старался заполнить молчание и то и дело что-то объяснял нам, хоть мы его и не просили:
– Смотрите, вот хлопковое дерево. Его привезли в Бурунди немцы в конце девятнадцатого века. Из его плодов делают капок – волокно, которым набивают подушки.
Дорога шла на юг вдоль озера, прямо к танзанийской границе. Папа продолжал просвещать сам себя:
– Танганьика – самое длинное и самое рыбное озеро в мире. Оно вытянулось на шестьсот с лишним километров и занимает площадь больше, чем площадь всей Республики Бурунди.
Сезон дождей подходил к концу, над нами сияло чистое небо. На другом берегу, в полусотне километров от нас, на склонах заирских гор блестели под солнцем черные черепичные крыши. Над вершинами хребта клочками ваты висели белые облака.
Мост через реку Мугере снесло последним наводнением, так что мы переехали ее вброд. В салон просочилась вода, и папа запустил полный привод – первый раз с тех пор, как купил свой “паджеро”.
В Реше мы нашли вывеску ресторана “Кастель”. Заехали по грунтовой дорожке на парковку, где сидели под манговыми деревьями и искали друг у друга блох несколько зеленых мартышек. Перед входом в ресторан стояло какое-то странное сооружение с семафором на красной черепичной крыше и медной табличкой с изображением фараона Эхнатона.
Мы устроились на террасе, под зонтиком “Амстель”. За другим столиком, возле бара, расположился какой-то министр с семейством. Их охраняли два вооруженных солдата. Министерские дети вели себя еще тише, чем мы. Сидели не шевелясь и только иногда робко тянулись к стоявшей между ними бутылке фанты. Из динамиков негромко лилась музыка – хриплая запись Чанжо Амиси [6] Чанжо Амиси – бурундийский певец.
. Папа раскачивался на пластмассовом стуле и крутил на пальце ключи. Мама смотрела на нас с сестрой и грустно улыбалась. Подошла официантка, мама продиктовала заказ: “Четыре рыбных шашлыка по-капитански, два сока, два пива “Амстель”. Она всегда так разговаривала с прислугой – в телеграфном стиле.
Ждать часто приходилось добрый час. Обстановка за столом была невеселая: папа позвякивал ключами, мама натянуто улыбалась, поэтому мы с Аной улизнули и побежали к озеру купаться. “Берегитесь крокодилов!” – крикнул нам вслед папа, чтобы нагнать страху. В десятке метров от берега из воды торчал гладкий камень, точно спина бегемота. Мы добежали до него, а потом доплыли до железной вышки – с нее можно нырять и смотреть, как снуют меж камнями в бирюзовой воде юркие рыбки.
Забираясь по лесенке, я увидел на берегу маму в белом костюме с широким кожаным коричневым поясом и в красном платке на голове. Она махала нам – звала к столу.
После обеда папа нас повез в лес, в заповедник Кигвена, смотреть на бабуинов. Около часа мы шли по глинистой тропинке, но не видели никого, кроме зеленых турако на деревьях. Папа с мамой по-прежнему не разговаривали и не смотрели друг на друга. Мои туфли были облеплены грязью. Ана бежала впереди, чтобы первой углядеть обезьян.
Потом папа показал нам завод по производству пальмового масла в Румонге, строительством которого он управлял, когда только приехал в Бурунди, в 1972 году. Машины были старые, и все здание, казалось, покрывала липкая пленка. Горы плодов сушились на больших синих подстилках. Вокруг на километры росли пальмы. Папа подробно рассказывал нам, как выжимают масло, а мама тем временем вернулась в машину. На обратном пути она подняла стекла и включила кондиционер. Потом поставила кассету Хаджи Нин [7] Хаджа Нин – популярная в 90-е годы бурундийская певица. “Самболера” – одна из лучших ее этнических песен.
. Мы с Аной запели “Самболеру”. Мама подхватила. У нее был чудесный ласковый голос, от которого по телу бежали мурашки, как от кондиционера. Хотелось выключить кассету и слушать только ее.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу