Сильвен Жюти - Запах высоты

Вот почему, после того, как он обнародовал свои планы на Международном конгрессе альпинистов в Мюнхене, у него не оказалось ни одного конкурента, тем более что он был известен своей порядочностью, его действительно ценили и уважали, и, кроме того, он тут же сообщил о своем намерении обратиться к лучшим альпинистам всего мира, включая британцев. Что до меня, то, как я уже намекал, мне не сразу пришла в голову мысль, что я тоже мог бы претендовать на участие. Это произошло почти случайно: поглощенный работой, я несколько месяцев не ходил в наш клуб альпинистов, а тут зашел на одну из неформальных встреч, которые проходили там по четвергам, – все только и говорили, что об экспедиции Клауса. Думается, это Бранка тогда с ходу бросил мне со своим несравненным прямодушием: «Вот это дело. прямо для вас и создано, мой дорогой Мершан!» Я вяло, но вполне искренне возразил, что знаком лишь с Альпами. Говоря по правде, я был удивлен только наполовину, и мне очень польстило, что все члены клуба, не сговариваясь, решили, что именно я и должен стать французским членом экспедиции – естественно, если там необходимо было быть хоть одному французу. Но они считали, что это необходимо. Впрочем, они сумели меня убедить: на следующий день я уже писал письмо доктору Клаусу, где высказывал что-то в этом духе; президент клуба альпинистов тоже послал письмо, упомянув мое имя среди прочих, чтобы не вызывать напрасные обиды. Спустя несколько месяцев, на исходе лета, доктор Клаус назначил мне встречу в Шамони, чтобы познакомить меня с будущими спутниками.

Клаус остановился в отеле «Юнион». Великан Ауфденблаттен, бывший, как обычно, его проводником по западным Альпам, приметил меня уже в холле, узнал и проводил к нему в комнату. Доктор сидел за столом, сгорбившись, как старик. Только тут я осознал, что не имею ни малейшего представления, сколько ему лет. Я никогда его раньше не видел. Он обернулся. Несмотря на ясный взгляд, его усталое и бледное лицо неприятно поразило меня. Было в нем что-то – как бы это сказать? – неправильное, конечно, я не имею в виду его душевное состояние. Я не понимал, как человек такой хрупкой наружности смог пережить Андреаса Ойцингера погибшего в ужасную бурю, намертво закрывшую проход по северному склону Терглу два года назад. Этот человек, несомненно, обладал необычайной силой духа, и, если уж говорить о моих истинных чувствах, мне казалось, его вела сверхчеловеческая воля, и от этого мне было не по себе.

– Здравствуйте, мсье Мершан. Благодарю за ваш приезд. Прошу прощения, что вынужден устроить вам что-то вроде экзамена; но вы легко поймете, что в подобной экспедиции важна любая мелкая подробность.

– Разумеется, мне все ясно. Я захватил с собой список моих восхождений.

– Вы неверно меня поняли. Я читаю все альпинистские журналы, мсье Мершан. Мне прекрасно известно, что вы собой представляете как альпинист, дело не в этом.

Ауфденблаттен внимательно слушал наш разговор, поочередно переводя глаза с одного на другого. Он плохо понимал по-французски.

– Дело в том, – продолжал доктор, – что мы не имеем ни малейшего понятия о трудностях, которые нас поджидают. Следовательно, нам нужны люди… как это сказать по-вашему? (Он усмехнулся.) Готовые ко всему. Собственно говоря, мсье Мершан, технические трудности – не то, что пугает больше всего. Я бы даже решился сказать – в шутку, естественно, – что для таких людей, как вы, как Даштейн, как фон Бах, технические трудности могли бы считаться чем-то несущественным, просто потому, что подобные люди лучше всего приспособлены к борьбе с ними. Зато мы ничего или почти ничего не знаем о таких высотах. Итак, по-моему, нам следует прежде всего опасаться того, что эти трудности окажутся не теми, к которым мы уже готовы. Именно поэтому, как вы понимаете, нам следует быть готовыми ко всему.

Доктор великолепно говорил по-французски, но с легчайшим акцентом и слегка устаревшими оборотами, и я не уверен, что всегда понимал их правильно. Не важно: остаток нашей беседы был посвящен скучным техническим вопросам. И несмотря на такую резкую преамбулу, мы довольно быстро пришли к согласию: я отправляюсь с ними на Сертог.

Клаус сообщил, что остальные члены экспедиции прибудут уже завтра. Ему пришла в голову мысль, которую я тут же счел очаровательной: наше знакомство состоится в горах, в высокогорном приюте «Куверкль».

Мы условились встретиться вечером в этом скромном убежище, построенном в 1904 г., под огромной каменной крышей которого (она не столько защищала, сколько придавливала его своей тяжестью) останавливались когда-то Уимпер [4]и столько других… Я решил подняться туда один, ранним утром, чтобы полюбоваться отличным деньком и воспользоваться погодой, которая обещала быть чудесной, как часто случается в начале осени. Сев на первый поезд из Монтанвера (его только-только пустили) и прогулявшись сначала по лабиринту Моря Льда, [5]а затем пройдясь немного по крутой петляющей тропинке, я добрался до приюта к одиннадцати. Он был пуст: мало кто ходит в горы в конце сентября. Я прилег на траву с книжкой в руках.