В настоящее время сад – всего лишь квадрат голой земли, недавно вскопанной, где торчит дюжина апельсиновых деревьев, тоненьких, чуть выше человеческого роста, посаженных по распоряжению А***.
Дом не занимает всей ширины сада. Сад шире дома. И получается, что тот окружен со всех сторон зеленой массой банановых деревьев.
На голую землю перед западным щипцом крыши падает сместившаяся тень дома. Тень крыши связана с тенью террасы, чуть искривившейся тенью углового столба. Тень балюстрады ложится почти сплошной полосой, хотя по-настоящему расстояние между столбиками перил ничуть не меньше их средней толщины.
Столбики эти, выточенные из дерева, утолщаются посередине и имеют две дополнительные выпуклости, поменьше на обоих концах. Краска, почти совсем слезшая с перил, начинает шелушиться и на закругленных частях балясин; большей частью древесина обнажилась посередине, на довольно обширной площади, как раз на утолщениях, со стороны террасы. Между сохранившейся серой краской, поблекшей от времени, и древесиной, посеревшей под воздействием сырости, появляются небольшие поверхности красновато-коричневого цвета – это натуральный цвет древесины – там, где чешуйки краски только что отпали. Всю балюстраду скоро выкрасят в ярко-желтый цвет: так решила А***.
Окна ее комнаты все еще закрыты. Только система жалюзи поднята до отказа, так что внутрь проникает достаточно света. А*** стоит перед правым окном и через одну из створок смотрит на террасу.
Тот человек на корточках замер, склонившись над грязной водой, на бревенчатом мосту, покрытом дерном. Туземец не сдвинулся с той точки, где застыл: его голова опущена, локти опираются на бедра, руки свешиваются между расставленных колен.
Перед ним, на делянке, что проходит вдоль речушки по противоположному ее берегу, многие грозди вроде бы созрели, и пора их срезать. На этом участке немало стеблей уже срублены. Пустые места выделяются с безукоризненной четкостью посреди последовательно расположенных, геометрически правильных рядов. Но, вглядевшись получше, можно увидеть уже довольно большой побег, который со временем заменит срезанное банановое дерево: он расположен в нескольких десятках сантиметров от старой лунки, отчего идеальный шахматный порядок слегка нарушается.
Рокот грузовика, что поднимается по дороге с этой стороны долины, слышен из дальней части дома.
Силуэт А*** в окне ее комнаты, разрезанный на горизонтальные полоски дощечками жалюзи, теперь исчез.
Достигнув ровного участка дороги, как раз под скалистым обрывом плато, грузовик меняет скорость и рокочет уже не так глухо. Потом шум постепенно стихает, удаляясь к востоку, через красноватую пустошь, кое-где поросшую деревьями с жесткой листвой, по направлению к следующей концессии, той, которая принадлежит Фрэнку.
Окно комнаты – то, что ближе к коридору, – открывается настежь. В нем, как в раме, показывается до пояса фигура А***. Она говорит «добрый день» жизнерадостным тоном человека, который хорошо выспался и проснулся в прекрасном настроении; который предпочитает не выставлять напоказ свои заботы – если таковые имеются – и водружает, как знамя, всегда одну и ту же улыбку, в которой можно прочесть как насмешку, так и доверчивость, или полное отсутствие каких бы то ни было чувств.
И потом, она не сию минуту проснулась. Очевидно, что она уже приняла душ. На ней все еще утренняя одежда, однако губы накрашены помадой того же тона, что и естественный оттенок губ, может быть, чуть более выдержанного, и волосы, тщательно расчесанные, блестят в ярком свете, исходящем от окна, когда она поворачивает голову, и смещаются слегка вьющиеся, тяжелые пряди, чья черная масса спадает на обтянутое белым шелком плечо.
Она направляется к большому комоду, что стоит у стены в глубине комнаты. Приоткрывает верхний ящик ровно настолько, чтобы вынуть оттуда какой-то небольшого размера предмет, потом поворачивается к свету. Туземец, который был на бревенчатом мосту, исчез. Ни единой живой души не видно в окрестностях. Ни для одной бригады в данный момент нет работы в этом секторе.
А*** сидит за столом, маленьким письменным столиком, что стоит подле правой стены, той, которая граничит с коридором. Она склоняется над какой-то работой, кропотливой и долгой: чинит очень тонкий чулок, полирует ногти, делает карандашом мелкий-мелкий рисунок. Но А*** никогда не рисует; чтобы поднять спустившуюся петлю, она бы села ближе к свету; если бы ей для полировки ногтей был нужен стол, она бы не выбрала этот.
Читать дальше