Рам Ларсин - Девять кругов любви

Но он продолжал удивлять ее:

– Я знаю, вы не должны говорить со мной. Вам многое запрещено. Поразительно, как образованные и неглупые люди соглашаются и сейчас жить… в средневековье! Ведь вы и сегодня учите детей тому, что мир создан за шесть дней, а Земле… сколько? – спросил он себя шепотом. Ему, казалось, сносно владевшему ивритом, в присутствие этой девушки иногда приходилось мучительно искать нужные слова.

– Пять тысяч шестьсот пятнадцать лет, – чуть ли не по складам подсказала Юдит и, чтобы объяснить свой назидательный тон, добавила. – Простите, я учусь на педагога. И еще, – она с трудом сдерживала улыбку, – вы так увлечены, что иногда переходите на свой язык.

Тот смутился, а Юдит уже снова была серьезной:

– Но все сказанное вами о нелепости религиозных догм – правда. Я пришла к этому сама – когда «это случилось».

Ее испугала собственная откровенность, но это было то, что долго скрывалось от всех и ждало случая вырваться наружу. Пальцы Юдит тронули покореженный цветок жасмина:

– Я будто пережила такую же мутацию. Все сделалось другим. Бог оставил нас тогда, – она печально глянула вокруг, на остатки сохранившихся там и тут развалин. – А без Него наши обряды и обычаи превратились в бессмыслицу. Признаться, в трудную минуту я еще ищу утешения в молитве, но больше по привычке…

– И с такими мыслями вы хотите выйти… за раввина? – спросил Андрей с какой-то не осознанной еще надеждой.

Она опомнилась:

– Послушайте, кто вы? И почему я стою с вами здесь?

– Я Андрей, сенькин приятель.

– Андрэ, – повторила она как-то по-французски в нос. – Впрочем, вы, должно быть, не зря сказали «приятель», а не «друг». Вот уж два абсолютно разных человека: он – легкий, откровенный, а вы, по-моему, держите все внутри – свое одиночество, тоску по далекому дому и, может быть, девушке…

Так неожиданно проникла она в его, замкнутое от других пространство, что ему стало больно и хорошо, словно от рук матери, когда та врачевала его детскую рану. Растроганный, он сел на скамью рядом с Юдит.

– Что же не дает вам покоя, грустный приятель веселого Сеньки?

И вдруг он пожаловался:

– Я люблю вас!

Она улыбалась:

– Все хорошие люди должны любить друг друга.

Андрей молчал. Он видел Юдит всего один раз, и то мимолетное впечатление только усилилось сегодня – ее маленькое, с гладкой золотистой кожей лицо казалось слишком хрупкой оправой для тяжелых черных глаз.

– Нет, я не хороший человек, – сказал он угрюмо. – Я – предатель! Вот вы говорите о чем-то, и я притворяюсь… что наша беседа очень интересна, но это ложь. А правда в том, что мне нужно, – лихорадочно проговорил он, – поцеловать… ваши губы…

Юдит не выразила возмущения, даже не отодвинулась от него. Она просто перестала присутствовать, удалилась куда-то, и оттуда донесся к Андрею ее внезапно поблекший голос:

– Зачем вы все испортили? При всем нашем тепличном воспитании мы, девушки из религиозных семей, не так уж невежественны. Мне многое известно от замужних подруг, у Клары я смотрю телевизор, читаю романы – у нас дома это нельзя – и скажу без обиняков: то, что происходит между мужчиной и женщиной, вызывает у меня отвращение.

Его это не обескуражило:

– Ну, другой способ продолжения рода не найден.

– Вот-вот: продолжение рода, инстинкт, одна из многих функций организма, не очень эстетичных и связанных с естественной грязью, даже кровью.

– Но без этого мы вымрем! – не сдержал досаду Андрей.

– Почему же? Нынче это возможно и без участия мужчины. Знаете, – она слабо усмехнулась, – мои родители сошли бы с ума, если бы я упомянула об этом при них, но однажды еврейка уже родила сына, оставшись непорочной.

Андрей рассеянно теребил разметавшиеся пряди своих волос, и Юдит казалось, что они плавятся, как серебро от жаркого солнца, обжигая его пальцы.

– Вы, как и я, любите сказки, – пробормотал он. – Но это из нового, христианского завета! Странно, что вы напоминаете о Христе мне, русскому, к тому же э… эпи…

– Эпикорос! (Атеист) – снова пришла она ему на помощь. – Да и как можно делить сказки? Ведь каждая из них выражает общее стремление к совершенству и чистоте. А у девушки есть и реальная возможность достичь этого – остаться девственницей.

И добавила тихо:

– Меня тронула ваша откровенность. Так вот, в память о нашей недавней дружбе, – юмор не был ей чужд, – мне тоже хочется сделать вам признание: я вряд ли выйду замуж. Брак, по-моему, это просто узаконенный разврат.