Стюарт Льюис: У вас семь новых сообщений

– Даже не знаю, что мне делать.

– Будь собой, – даю я совет. – Как ее зовут?

Он поднимает стаканчик с мороженым, чтобы проглотить остатки, и сминает его в руке. Мы идем к клетке обезьян, и отец вдруг начинает смеяться.

– Не помню… Как-то на «Э»… Элла?

Тут я понимаю, что в первый раз за год слышу, как отец смеется. Мне отчаянно хочется, чтобы он так и не вспомнил это имя.

– Ну, думаю, тебе стоит это выяснить до свидания.

Он улыбается, и у меня появляется надежда. Может быть, женщина на «Э» окажется такой же веселой, доброй и сильной, какой была мама. Или, может быть, ей хочется попасть в один из его фильмов. Это было бы еще более печально, чем зрелище накачанных транквилизаторами львов.

Зал птиц меня не впечатляет. Они едва могут летать под этим белым навесом. Мне больше нравятся птицы на свободе. Однажды в лагере я видела, как над озером плавно и легко летели четыре гагары. Закат казался огромной раной в небе, и можно было различить их силуэты на поверхности воды. Они приземлились одновременно, как будто долго репетировали.

Отец покупает Тайлу большого бумажного орла в магазине сувениров, и мы идем в кафе, в котором у всех официанток хитро заплетены косички. Администратор гладит меня по голове, показывая нам столик. Папа заказывает пиво, и я вижу что-то новое в его глазах – свет, которого там давно не было. С тех пор как мама умерла, его глаза были всегда серыми и затуманенными, а сейчас они снова голубые и ясные. Я делаю глубокий вдох и кладу ноги на пустой стул. Вот и проблема. Стоило начать думать, что все будет хорошо, мне тут же напомнили, что матери здесь нет и она не сидит на стуле, на который я положила ноги. Мы трое – это что-то незаконченное, не как те гагары.

– Луна, не клади ноги на стул.

Отец зовет меня Луной, потому что это первое, произнесенное мной слово. Они с мамой каждый вечер носили меня на крышу посмотреть на луну, и, если ее не было видно, я плакала, пока не засыпала.

Я спускаю ноги на пол и протираю стул своей салфеткой. Пока мы обедаем, я постоянно бросаю взгляды на пустое место, ожидая увидеть ее длинные ресницы, ее нос с горбинкой, ее хрупкие руки.

В метро, по дороге домой я думаю о том, чтобы написать Оливеру письмо. Если бы мне удалось сочинить что-то столь же красивое, как музыка, которую он играет, это могло бы означать, что нам суждено быть вместе. Несмотря на то что я по своему опыту знаю: жизнь – это не романтическая комедия, что-то в его кудрявых волосах, в его плавной походке и виолончели заставляет меня чувствовать себя девушкой, которая идет по улице под титры фильма.

Каждый четверг по утрам вывозят мусор. Мне всегда кажется, что грузовики – это огромные чудовища, ревущие вдалеке. Я просыпаюсь, как только слышу эти звуки, выкатываюсь из кровати и плетусь в ванную. Там нет ни ручки, ни блокнота, так что я пишу на туалетной бумаге карандашом для глаз:

Дверь ванной открывается, и, протирая глаза, входит Тайл со взъерошенными волосами.

Он берет бумагу у меня из рук и, прочитав, издает звук одобрения. Он мой самый верный поклонник. Я забираю у него листок и ухожу, чтобы он мог спокойно сделать свои дела.

Сегодня я решаю сходить в квартиру-студию, принадлежавшую моей матери. Она оставалась нетронутой со дня смерти хозяйки. Кажется, будто там есть нечто, что поможет мне почувствовать себя ближе к ней. По дороге в школу я прошу водителя проехать мимо, чтобы у меня появилась возможность подготовиться. Студия находится на верхнем этаже узкого каменного здания рядом с парком. Две стены стеклянные, и кажется, что это зимний сад. Студия небольшая, но обладает особым очарованием, как говорят агенты по недвижимости. Отец один раз ходил туда, через несколько недель после ее смерти, но так и не смог заставить себя что-то передвинуть. До сегодняшнего дня квартира выглядит такой же, какой ее видела моя мать. Мы туда больше не заходили.

В школе «зеленая» неделя, и все ведут себя так, будто им есть дело до окружающей среды. Когда неделя закончится, большая часть людей вернется к пластиковым стаканчикам, снова будет ездить на море на огромных внедорожниках и оставлять воду включенной во время чистки зубов. Но все равно приятно вести себя так, будто тебе есть до чего-то дело. Я пытаюсь быть скорее заинтересованной, чем почти ничем не интересующейся.