Стюарт Льюис - У вас семь новых сообщений

– Это Коул, наш постоянный посетитель. Ты права! Еще немного и будешь как Нэнси Дрю.

– Я бы предпочла стать Джеймсом Бондом, но выбирать не приходится.

Она возвращает телефон, и ее бледное лицо с резкими чертами выражает озабоченность.

– Ты же не собираешься его как-то преследовать или что-то в этом роде?

– Нет, я просто хочу сварить его хомячка.

Она морщится, напоминая хищную кошку с печальными глазами. Впрочем, тут же вновь становится милой.

– Коул… Ну-ка, подожди.

Барменша поворачивается к кассе и снимает фото с доски, увешанной фотографиями улыбающихся посетителей. Она отдает снимок: на нем изображен привлекательный мужчина примерно одних лет с моей матерью. Кажется, он пьет скотч за этой самой стойкой.

– Это он.

Я подношу фото поближе к глазам. Он выглядит ухоженным, его светлые волосы зализаны назад. Когда женщина отворачивается, я прячу фото под салфетку.

– Когда он здесь бывает?

Она смотрит на улицу поверх моей головы.

– Он часто заходил. Другой бармен любит фотографировать самых частых наших посетителей. Но я уже давно его не видела. Около года.

Она возвращается к своим делам, я допиваю свой спрайт. Когда я встаю, женщина пожимает мне руку как взрослой. Я забираю с собой фото, и она делает вид, что ничего не заметила.

В метро я внимательно разглядываю фотографию Коула. На нем черная спортивная куртка. Я поднимаю глаза, все в вагоне читают, пытаясь спрятаться от мира за книгой. Я достаю мамин телефон и просматриваю контакты: Карл, Кейт, Кетрин… Коул.

Обидно, когда ты изо всех сил стараешься что-то получить, а когда добиваешься, понимаешь: тебе нужно больше. Мне правда не хочется верить, что мама изменяла папе, но нечто внутри заставляет продолжать. Вдруг найденный телефон – знак? И кстати, о знаках, теперь я понимаю, что были и другие, не только тот подслушанный разговор в ванной. Когда ты кого-то так сильно любишь, перестаешь замечать недостатки.

Однажды я присутствовала на фотосессии в районе мясокомбинатов. Я помню, на маме ничего не было, ее прикрывали только воздушные шарики. Еще там находился мужчина с живыми змеями на шее, напугавший меня до смерти. Это была реклама джинсов «Дизель», которая в конце концов висела повсюду. На территории стояли фургончики, и маме выделили отдельный. Мы с Тайлом стояли снаружи, когда я услышала звук поцелуя. Тогда я решила, что мама поцеловала кого-то из своих гримеров, она так постоянно делала. Теперь я думаю, это мог быть кто угодно. Но если она и вправду делала что-то не то, почему именно в тот момент, когда мы с Тайлом были совсем рядом?

На подходе к дому я натыкаюсь на отца. Он, кажется, рассержен.

– Ну-ка, иди сюда. Я видел, как ты поднималась из метро. Какое у нас с тобой правило на этот счет?

Я понимаю, что все еще держу в руках фотографию, и, пытаясь незаметно спрятать ее в задний карман, начинаю сбивчиво оправдываться. Но тут – клянусь, это правда – из ниоткуда появляется Оливер, размахивая своей школьной сумкой.

– Она была с нами, – говорит он. – Видите? – Он показывает в сторону экономки, которая поднимается по ступенькам через дорогу.

– Ладно, но в следующий раз предупреждай, если куда-то собираешься. Идешь домой?

– Сейчас.

Он оставляет нас. Оливер продолжает размахивать сумкой и смотреть на меня.

– Спасибо за фото, – произносит он, – действительно жуть.

– Не совсем то, чего я добивалась, но не за что.

– Да нет, в хорошем смысле.

– Ну ладно.

Он целует меня в щеку с такой легкостью, будто давно это планировал. А потом закатывает мой рукав, пишет на внутренней стороне предплечья свой номер и аккуратно поправляет кофту.

– Позвони мне, Пятнадцать.

Я смотрю, как он взбегает по лестнице и исчезает за огромной деревянной дверью, а потом закатываю рукав, чтобы убедиться – все это мне не приснилось.

Мы с Тайлом, папой и Элизой ужинаем в столовой, чего не бывало с тех пор, как умерла мама. Ужин приготовила Элиза, и я могу его назвать разве что «рагу». Она мне нравится, но все равно странно видеть ее в нашем доме, и мне тяжело смотреть на Тайла, с аппетитом уплетающего еду. Дело, разумеется, не столько в рагу, сколько в том, что я узнала за прошедшую неделю. В моей голове крутится один вопрос: «Мама изменяла папе?» Это звучит как фраза из плохого романа, но во всех моих воспоминаниях, начиная с раннего детства, родители улыбаются. Разумеется, у каждого из них существовала и своя жизнь, но вместе они всегда были счастливы. Единственный раз мне показалось, что что-то не так. Вернувшись с одиннадцатого дня рождения Рейчел-один, я услышала всхлипы, открыла дверь в ванную и обнаружила, что мама лежит на полу, а ее платье растянулось по полу, как парашют. Увидев меня, она заплакала еще сильнее. Я расспрашивала ее, что случилось, но мама только повторяла: