Юрий Винничук - Весенние игры в осенних садах

Лесная прогулка немного развеяла грусть, мне уже не хотелось думать о том, как сложится моя дальнейшая жизнь, я боялся об этом задумываться. Лучше представь себе, будто ничего особенного и не произошло, просто живи в свое удовольствие и пошли все в жопу. Я лег и, распахнув глаза к небу, проводил взглядом на запад пушистую шуструю тучку с большой круглой задницей. Нуда, изрядная круглая задница – вот что мне сейчас нужно, чудесное средство от хандры. Вы не поверите, но мой блудень даже приподнялся – откликаясь то ли на эту мысль, то ли на ту ладную тучку, которая, впрочем, уплывая все дальше, понемногу деформировалась, обмякала и расползалась – не так ли и в жизни, где каждая круглая и твердая попа со временем обмякнет и расползется.

Я допил вино и с повеселевшей головой продолжил свое путешествие. Пройдя с полкилометра, услышал чей-то тоненький голосок, прислушался, голосок раздавался совсем близко, я сделал несколько шагов в сторону и увидел на поляне девочку лет двенадцати, она, что-то напевая, собирала цветы. Девочка была в коротенькой юбочке и, когда наклонялась, я видел ее круглые ляжки и пухленькую сиделку. Смотрел на нее и думал: как же ей повезло, что встретил ее в этом лесу, на безлюдье именно я, а не кто-то другой, не серый волк, а возможно, маньяк и насильник. И еще думал: как хорошо, что при виде этой аппетитной малявки я не теряю голову, наверное, я не окончательно испорчен и не настолько изголодавшийся, хотя, конечно, и не святой. Итак, я любовался ею и думал: а ведь классно было бы с такой нимфеткой покачаться в траве. А затем потихоньку, стараясь не шелестеть, я попятился от полянки и исчез в чаще, по-прежнему гордясь собой.

На Лычаковской сел в автобус и, как только оказался в шумном центре города, сразу же ощутил в себе огромное желание вернуться домой. Я даже остановился и задумался, что же на самом деле мне сейчас нужно – навестить свое рабочее место в редакции «Доступа» или сидеть в кресле-качалке и… ну, известно что… читать, писать или забивать себе голову разными тягостными мыслями, дабы в конце концов напиться и вырубиться? Не долго думая, все же отправился в редакцию. Все девушки-щелкоперки были на месте, и я по привычке ощупал критическим взором все присутствующие задницы, но той, с которой я желал бы испытать новую большую любовь, не увидел. То есть были журналисточки, с которыми я бы не прочь утолить свою похоть, устроить такой, знаете ли, летучий перепихончик – две-три бутылки вина, беседа ни о чем, телевизор, кровать, а на следующий день – снова суровые газетные будни, никто никому ничем не обязан. Но я знал, что они на это не пойдут, а заводить новый роман я не желал, тем более что пока еще уломаешь, должен тусоваться с ними, тратить время, вести душещипательные беседы и делать вид, что тебе это невероятно интересно. Нет-нет, увольте, для меня это муки тяжкие, да и не умею я притворяться до такой степени, не раз убеждался в этом. Баста, больше никакой любви, никакой привязанности, попыток приспособиться, угодить и сделаться лучше. Я открыл записную книжку с телефонами знакомых девушек. Ведь теперь я свободен, с тихой радостью думалось мне, так что была бы постелюшка, а милая найдется, и не одна, а сколько душе угодно, теперь могу делать все, в чем меня столько лет моя благоверная подозревала. И это, наверное, чудесно. Я так увлекся этой мыслью, что даже стал выписывать телефоны на одну страничку, чтобы было удобнее обзванивать. А к чему, скажите, откладывать? У меня сейчас тяжелый период. Но и в сорок лет мужчина все еще может многое изменить в своей жизни. Другое дело, что мало кто на это решается. Впрочем, я готов. Мне нечего терять.

У меня был не слишком большой выбор для того, чтобы удержаться на плаву. Каких-то три возможности. Три возможности, каждая из которых вела в неведомое, без какого-либо просвета, каждая из которых увлекала по-своему, и нужна была сила воли недюжинная, чтобы сосредоточиться лишь на одной из трех. Я должен выбирать: или а) натянуть на себя слоновью шкуру, непробиваемый панцирь и выдавать себя за конченого прохиндея, хлюста и жоха или б) сойти с ума от излишка эмоций, превратившись в безвольную щепку, мечущуюся по воле волн, подчиниться обстоятельствам и плыть по течению, весело помахивая хвостиком. Третья возможность была самой худшей – в) попытаться стать добропорядочным обывателем, ничем не выделяться, собрать воедино все средства мимикрии и слиться с окружающей средой так, чтобы меня уже никто не смог отличить. Я выбрал первое.