Маша Трауб: Иван да Марья

Катя с этим смирилась. Давно.

Как-то она приехала к матери, та вроде была «в себе».

– Катюш, у тебя ребенок-то есть? – вдруг ласково, жалостливо спросила мать.

– Есть, сын, твой внук, – ответила Катя.

– А откуда ребеночек? Ты же замужем не была, – удивилась мать.

Катя действительно родила сына для себя, без мужа. Но мать сделала свой вывод – раз дочь не была замужем, значит, у нее нет ребенка, значит, и внука нет.

На выходные Катя уговорила сына приехать в деревню:

– Бабушка болеет, надо ее навестить. Я тебя очень прошу.

– Она же все равно ничего не помнит. Зачем? – спросил он, не отрывая взгляда от мерцающего монитора.

– Затем! – крикнула Катя.

Сын приехал в субботу, а Катя вырвалась в деревню в воскресенье. Мать придвинула тумбочку к двери своей комнаты, забаррикадировалась и не открывала.

– Мам, открой, это я! – закричала Катя.

– Кто это? – отозвалась из-за двери мать. – Не открою!

– Что с ней? – спросила у сына Катя.

– Чокнулась, – равнодушно пожал плечами сын. – Еще вчера закрылась и не открывает.

– Мам, мама, открой! – Катя скребла дверь.

Наконец мать приоткрыла дверь на узкую щелку. Из комнаты пахну́ло мочой.

– Мам, ну ты чего? – ахнула Катя.

– Быстро заходи. – Мать дернула ее за руку, втащила в комнату и опять пододвинула тумбочку. Откуда только силы взялись?

– Что ты? Что случилось?

– Мужик в дом залез. Ходит со вчерашнего вечера. Как хозяин. Убить меня пришел.

– Мам, это не вор, это твой внук. Приехал тебя проведать.

– Какой внук? У меня нет внука. Откуда? Ты еще и замуж не вышла.

Катя села на кровать, не зная, что делать дальше. Мать согласилась выйти из комнаты только после того, как внук громко прокричал, что он уходит и больше не вернется – это было чистой правдой.

Потом мать перестала узнавать даже Катю.

– Ты кто? – спрашивала она.

– Катя, твоя дочь, – терпеливо отвечала Катерина.

– А где Настя?

– Скоро придет.

Настя была той самой сиделкой, которая приглядывала за матерью в течение недели.

– Ты не так все делаешь, позови Настю, она знает, – говорила мать, когда Катя перестилала постель, мыла ее в ванной или кормила из ложечки супом. – Настя мне больше нравится, а ты совсем безрукая.

Катя уже даже не плакала. Просто кивала и звала Настю, суя ей в карман деньги за неделю и за срочный вызов в выходной день.

Нет, это еще был не конец. Еще через год мать вдруг стала узнавать Катю, ждала ее, требовала приехать только ради того, чтобы задать один вопрос: «Как там Ванечка?»

– Ты к нему ездила? Съезди. Как он? – спрашивала мать Катю, когда та, измотанная, выпотрошенная, приезжала с сумками в деревню.

– Все хорошо, – отвечала Катя.

– А ты ему подарочек отвезла? Одеколон ему купила? Он любит одеколон. Не болеет он?

– Не болеет. Все нормально, – отвечала Катя и задыхалась от злости.

Ванечка, Иван Петрович, был Катиным отцом, мужем матери. Бывшим. Давно бывшим. И только он остался в ее памяти, в которой стерлись дочь, внук и даже любимая Настя. Только о нем она беспокоилась, спрашивала и переживала. Больше никто для нее не существовал – только ее Ванечка. Для нее он был самым ценным, самым главным. Ее прошлым и настоящим.

Катя простить этого матери не могла. Все простила, все забыла, но в свои уже немолодые годы она становилась маленькой девочкой, которая все помнила так же остро, как и много лет назад. Ничего не прошло. Время не вылечило.

Иван Петрович Козлов – мужчина с безупречными именем и фамилией, репутацией, биографией и рабоче-крестьянской родословной – родился под Ленинградом. Окончил инженерно-строительный техникум, поступил в институт, откуда и ушел в армию, на войну. Судьба его берегла. Он не умер, не был ранен, не попал в плен. Конец войны он встретил практически здоровым молодым мужчиной, лишь отлежался в госпитале после контузии, не такой уж и тяжелой, как он это преподносил.

Куда тяжелее была любовь к Ивану его лечащего врача – Клавдии Степановны, которая не хотела с ним расставаться и не выпускала из госпиталя. Эта женщина полюбила своего пациента, этого молодого, сильного, статного мужчину, как может полюбить женщина, лишенная всего – быта, дома, семьи, мужа, – и спасла его от гибели. Держала в госпитале до последнего, до Победы, назначая лечение и обследования. Она не хотела его терять. Не могла выписать и отправить на фронт, поэтому подделала документы и карту, приписала тяжелую контузию. Защитила. Думала, что бережет для себя.